Наши свидетели — не дают своих мнений, но рассказывают точные факты! Этим они отличаются от свидетелей ответчиков. О, они иногда были многоречивы, русские говорят часто слишком подробно, но как же иначе?
Ведь люди, которых мы вызвали сюда, страдали слишком много и слишком долго, чтобы умолчать о деталях — им хочется все рассказать французскому суду.
Это люди-мученики, и они глубоко пережили все ужасы, о которых нам передали в бесхитростных, искренних показаниях.
Их называют коллаборантами. Но это ложь!
В декабре 1945 года была резолюция ООН, в которой было установлено, что такое «депортация» и кто может называться «Ди-Пи». И право было Кэ д'Орсе, когда на советскую ноту о выдаче Пасечника, Кревсуна и Антонова ответило: это не наше дело, это дело администрации союзных зон в Германии. Туда надо было обращаться несколько лет тому назад…
Им ставилось в вину бегство от красной армии. Я сам был пленным и знаю, что, когда наступали союзники, лагеря эвакуировали на восток, а когда наступали русские, лагеря эвакуировали на запад. Ловкачи успевали сесть в поезд. За это нельзя их упрекать — каждый делает что может в тяжелые минуты жизни. И когда каждого свидетеля из Германии адвокаты «Лэттр Франсэз» спрашивали одно и то же (где был в Германии? почему там оказался?), то, мне кажется, у последних свидетелей было время придумать что-нибудь, зная, что их будут об этом спрашивать, но они ничего не придумывали и говорили правду, не боясь.
Пусть Вюрмсер отправит в Москву новый список военных преступников — всех наших свидетелей! Мы не изменим нашего мнения о них.
Здесь был Муанэ герой «Норманди-Неман», и он рассказал нам о СССР в войне. Почему «Л. Ф.» не пригласило сюда других героев этой эскадрильи, если она не верит Муанэ? Потому что других, думающих иначе, не нашлось.
Когда наш свидетель Борнэ показывал, его упрекнули, что он был за Петэна, а не за де Голля. Но можно ли было быть за де Голля, когда в Москве сидел посол Петэна, а советский посол — сидел у Петэна в Виши? (Движение в зале.)
Мы видели здесь г-жу Лалоз. Мы видели Ольгу Марченко и жену Неймана. Из этих двух женщин одна была крестьянка, другая — писательница. Их одних было бы достаточно для того, чтобы потрясти сердца. И, однако, передо мной 2 600 страниц стенограммы. Процесс длится девятнадцатый день.
Для кого он не ясен, я не знаю.
Мне говорят, Кравченко — предатель. Но вы забываете, господа, что этот человек рисковал и рискует жизнью. Он меняет имена и будет еще долго их менять. От него потребовали явиться на процесс, и он явился. После убийства Троцкого позволено окружать себя телохранителями и путешествовать под чужим именем. Опыт нас этому научил.
