Свидетель называет себя сыном кулака: у его отца было три десятины пахотной земли и три — под покосом.
Мэтр Нордманн называет его «бедняком» и удивляется, почему такие, как он, не шли в колхозы.
Сейчас Жебит — шахтер в Бельгии. Он — неграмотный и книги Кравченко не читал, но ему о ней рассказывали.
С 1929 года начинаются его мытарства: раскулаченную семью (5 человек) отправили на Северную Двину, мать и сестер отослали в одно место, его отца и дядю — в другое. Дядя не вынес морозов и погиб. Сам Жебит бежал, под фальшивым паспортом жил в Архангельске, а потом вернулся на Украину, куда были возвращены родители. Но он их не застал: мать умерла в тюрьме, сестра пропала, отец ушел куда глаза глядят. Самого его заочно судила «тройка» и вторично ему пришлось проделать путь на север…
Мэтр Нордманн: Все это нам уже рассказывала немецкая пропаганда.
Мэтр Гейцман: Мы не приводим сюда привилегированное сословие, послушайте простого русского человека. Вам очень скучно?
Председатель: Почему вы не вернулись? (Движение в публике.)
Мэтр Нордманн: Пусть он объяснит, что такое кулак!
Жебит: Мой отец был кулак. У него была одна пара лаптей и никакой другой обуви.
Мэтр Нордманн: Почему беднота не сочувствовала коллективизации?
Жебит: Потому, что это был обман, все отбирали, люди должны были идти в рабство.
Мэтр Нордманн: Думаете ли вы вернуться к себе на родину?
Жебит: Да, надеюсь, когда не будет большевиков.
Мэтр Нордманн (иронически): Когда же это будет?
Жебит: Не знаю, я об этом сейчас не думаю, я работаю в шахтах, меня, может быть, завтра завалит, и так окончится моя несчастная жизнь.
Мэтр Нордманн: Значит, вы в Бельгии достали книгу Кравченко и ее вам читали?
Жебит: В Бельгии — все читают, это вам не Советский Союз! Мы и советские газеты видим, и все вообще. И по-фламандски Кравченко издали.
Заседание закрывается, но мэтр Нордманн успевает свысока окинуть Жебита презрительным взглядом и громко сказать:
— Для шахтера он одет неплохо!
Следующее заседание — во вторник, 22 февраля.
