Пора разогревать голос.
Первый аккорд. Резонансы нашли на маскообразном лице свои точки, заставляющие вибрировать костяк плоти, высвобождая резонаторы.
Вдыхать, выдыхать.
Держать в напряжении воздушный столб.
Гласные, у-о-а-у-о-а-у.
Второй аккорд.
Еще на полтона выше! У-о-а-у.
И наконец, носовые французского языка, которые так трудно петь. Это – постоянная забота всех певиц.
Третий: визуализировать голосовые связки.
После четвертого аккорда они выталкивают звук. Тембр округляется, приобретает колорит. Упражнения начинают давать эффект. А теперь, не форсируя, можно перейти к вокализам. Они заставляют широко, будто в зевке, открывать рот, двигать челюстью вправо и влево, вверх и вниз. Уже какие-то другие, далекие голоса стали просачиваться сквозь стены. Это пришли остальные. Пале-Гарнье[1] погружался в будничную вечернюю какофонию премьеры. Одинаковым жестом все певицы раскрыли партитуры «Троянцев», оперы в пяти актах на слова и музыку Гектора Берлиоза по «Энеиде» Вергилия.
Ночь опьянения
И безграничного экстаза…
Сумерки за окном осветились огнями вывесок и рекламы, уличных фонарей и автомобильных фар. Солисты скоро будут не одни.
В дверь постучали.
– Это Агнесса, мадемуазель. Я принесла ваши костюмы.
Нехотя, дрожащей рукой, Эрма отодвигает задвижку.
– Ну и сволочи! Ну и накидали! Уму непостижимо! Ты только посмотри! Неряхи! Грязнули! Сволочи! Да здесь – чистить не перечистить! Никогда не видела такого бардака!
– Успокойся, Иветта. Ничего не поделаешь, это наша работа!
– Возможно, но это не причина, чтобы подсовывать нам такую грязную работенку! Ступай-ка за мешками для мусора. Найди черные. Двухсотлитровые.
Айша – хорошенькая двадцатилетняя магрибинка,[2] всегда готовая услужить и найти смешную сторону в любой неприятной ситуации, поставила свое ведро, положила рядом половую тряпку, щетку-метлу и убежала, оставив Иветту в одиночестве на художественно замусоренной реквизитом сцене. С чего начать? Следовало хорошенько это обмозговать, прежде чем приняться за работу.
Впрочем, работа мозгами тоже входила в обязанности Иветты. Начальство, оценив организаторские способности этой пятидесятилетней женщины, назначило ее шефом команды уборщиков. Такое повышение по службе давало Иветте право приказывать и, что немаловажно, говорить все, что думает, вслух и громко. Она скинула свои стоптанные башмаки. Болели распухшие ноги. Проклятый варикоз! Тяжеловато таскать восемьдесят килограммов при росте метр шестьдесят, даже героически стянув себя корсетом под рабочим лиловым халатом (стопроцентный нейлон).
