Семь лет уже прошло
Со дня, как, злобу отвлекая
Тирана-палача
От моего высокого супруга,
Бежала вместе с вами я
Из Тира к этим африканским берегам.
С этого момента все происходило, словно в другом мире. Эта партитура органически срослась с ней. Она с наслаждением находила в ней неоклассические музыкальные цитаты из великого Глюка. Вспомнилась «Ифигения в Тавриде». Она упивалась романтизмом мелодичных переливов, современностью былых дерзаний.
Эрма была захвачена действом, ее и Марию обуревала жажда мщения. Женщина и актриса, слившись воедино, черпали свои силы в античной истории, и силы эти, не разрывая связь, влекли их к неумолимому концу третьего акта. Понятия времени на сцене уже не существовало; ход его не сознавался: лишь бы глубже погрузиться в музыку, резонирующую, детонирующую! Она сама стала оркестром, одним из его инструментов. Звуковой прибой, разбивавшийся о музыкальный ряд, взрывался, разбрасывая брызги нот.
И сделав это,
Перед благою жертвой,
Спокойствие в душе
Я обретаю.
И наконец, собрав все свои душевные силы, Дидона быстрым шагом поднялась по ступеням к костру. Дойдя до него, она неистовым жестом сорвала с Энея тогу и бросила ее в очистительный огонь. Модуляции голоса уже свидетельствовали о приближающемся самопожертвовании, подтверждаясь словами:
Несчастной любви
Зловещие знаки
Вместе с горем моим
В этом пламени сгинут.
Затем медленно, с уязвленной гордостью, она вытащила из ножен кинжал возлюбленного и с силой вонзила его в себя. Холодная сталь вошла в горячую плоть. Боль – ничто, но рана была глубока.
К чему кричать!
В своей крови
Царица умирает.
Музыка уносила ее, трагедия сопровождалась песнью. Публика в зале затаила дыхание. Эрнест Лебраншю отложил свой блокнот. Иветта и Айша приросли к своим креслам. Какой реализм!..
Карфагенская царица рухнула; проклятием прозвучал пунический воинственный клич; ярость, звучавшая в нем, резко контрастировала с торжественностью триумфального марша.
Так пусть на суше и на море
Потомки наши
С оружием в руках
Однажды устрашат весь мир!
Вздымающиеся к небу языки пламени стали финалом драмы. Пурпурный занавес стыдливо и тихо закрыл его от глаз зрителей. Ни единым словом не нарушились последние затухающие аккорды; каждый насколько можно продлевал магию мгновения. Мокрая от пота и крови, дива тем не менее нашла в себе силы, чтобы встать и выйти на поклон. Но перед восхищенными зрителями склонялась уже умирающая. Тишину разорвали бурные, горячие аплодисменты. Овации с восторженными криками: «Браво!» Разгул страсти. Цунами.
