...А в Таллине они, слушая рано утром сухой отрывистый шорох редкого снега за стеклами окна, смотрели, лежа в роскошной постели огромного гостиничного номера, как в серо-голубом небе проступает, возникает башня со Старым Тоомасом на шпиле, как медленно тускнеет желтоватый свет прожекторов, подсвечивавших ее всю ночь, и как сам Тоомас все резче и четче пропечатывается, будто проявляется, на низких, стремительных и редких облаках, сыплющих белый тонкий песок.
— Холодно ему, — прошептала Татьяна.
— Он привык, — тоже шепотом ответил Саня. — И потом, он железный. А я — нет. Танька, я не железный. Сколько...
— Тс-с-с... — Она положила ладонь ему на губы. — Не надо хоть сейчас.
— Танька, — он дернулся из-под тонкой ладони, — я жду слишком, слишком долго. Я пробовал все. Я так старался забыть тебя!.. Ничего не получается, я слишком люблю тебя. Ох, Танька, ох, Танечка...
— Молчи, дурачочек, — прошептала она. — Я женщина, и я все знаю. Иди ко мне, мужчина мой единственный...
...А в Киеве на бульваре Шевченко сияли изнутри налитые зелено-серебряным светом молодые тополя. Саня сидел в машине и слушал, как давний друг-приятель Петя быстро ему говорил:
— Старик, что я тебе скажу, ты слушай меня. Выше ее я человека не видел. Это — да. Но это такой высоты человек, что ты никогда не будешь с ней счастлив. Уровень, уровень, старик, клянусь женой и ребенком!
Саня потянулся и сказал:
— Пе-етя! Женой не клянись! Грех...
Они вдвоем ждали Татьяну возле нового корпуса института повышения квалификации....
— Сашка, мы с тобой школьные кореша. Когда я узнал, что она вышла замуж, пока ты был в училище, я сказал себе: «Петр! Все правильно. Могло быть только так, и потому учись: не женись на красотке».
— Она не красотка, она красавица.
— Ладно, красавица. Так вот, не на красавице женись, а женись на хозяйке. Я знаю ее мужа и...
— Во-во. А там какой уровень?
— Погоди. Я знаю его. Знаю, знаю, мир тесен до безобразия. Саня, она не бросит его.
— Все уровень? — Саня чиркнул спичкой, сломал ее, чиркнул второй — тоже сломал.
— На! — Петя протянул ему зажигалку. — А знаешь почему?
— Бро-осит! — уверенно-зло сказал Саня и щелкнул зажигалкой.
— Не! Никогда! Ни разу! Потому что она его презирает! А он, он просто слабая пьянь, он от водки уж и не мужик. Усек? Не вижу. Ни фига ты не понимаешь. Она жалеет его как раз потому, что он конченый, алкаш, она жалеет не тебя, а его — чего тебя жалеть, мужика? Ты ж сильный! Ну?
