Стоянки второй эскадрильи располагались вдоль опушки леса в кажущемся на первый взгляд беспорядке. Огромные длиинотелые худощавые самолеты стояли, приопустив длинные руки-крылья, и их высокие кили поблескивали полированным серебром на густом фоне сине-зеленого леса. Сейчас корабли казались очень металлическими и неживыми — наверно, потому, что под ними мелькали фигурки людей, повсюду смешивались распахнутые люки, к их плоскостям и «животам» тянулись безобразные рядом с благородством аэродинамики шланги и кабели, змеились провода.
Группа летного состава быстро редела, расходились по стоянкам экипажи, расставаясь подчеркнуто сдержанно — молча, напутственно взмахивая руками. Кучеров шагал в сторонке со своим помощником, правым летчиком лейтенантом Савченко, нескладным парнем, на котором обмундирование выглядело мешковато, потому что лейтенант сутулился, как все высокие люди.
— ...И держись за управление, пока не пробьем облачность, а после пойдешь сам. Понял? И чтоб я этого пещерного афоризма: «Наше дело правое не мешать левому», чтоб я его больше не слышал! В следующий сложняк взлетать будешь сам: хватит, накатался, пора самому саночки возить... Ну а сегодня — ничего нового. Все ты знаешь, все умеешь, так что считай меня и дальше перестраховщиком и занудой... — Кучеров косо глянул на залившегося краской лейтенанта и засмеялся: — Расслабься, Коля! Всё нормально. Все на педантов учителей женам жалуются — поначалу. А так-то мы ребята что надо, не где-нибудь найденные, кое-как деланные, и сегодня тоже будем молодцами. Будем, а?
— Кучеров! — окликнул Ионычев, стоя на краю рулежки. — На минутку!
И когда Кучеров остановился со спокойным достоинством, покачивая висящим на согнутой в локте руке шлемофоном, Ионычев негромко, явно не желая, чтоб их кто-то услышал, спросил, глядя в спину удаляющемуся Савченко:
— Как он, ничего? Не заметно?
Кучеров задрал бровь и вполне искренне удивился:
— А что должно быть заметно, командир?
— Не крути, Саня. Ты тоже когда шел в первый раз туда... — Ионычев неопределенно мотнул головой. — Со мной, кстати. Вот я и спрашиваю.
Кучеров подумал и сказал:
— А хоть бы и заметно? Я б удивился, если б вовсе ничего не заметил. Все нормально, в пределах допустимого. — Он вдруг странно ухмыльнулся и сообщил: — У меня в столовой всю колбасу забрал...
— Какую колбасу? — не понял Ионычев. — При чем тут колбаса? Я тебя о чем спрашиваю — о колбасе?
— Ты понимаешь, командир, — многозначительно сказал Кучеров, — он страшно любит копченую колбасу. Даже больше, чем я.
