— Ну, ребятки, поехали!
И, сощурившись, Кучеров с трудом разглядел сквозь дождь и водяную пыль, как в конце полосы силуэт самолета Ионычева пошел вверх, между ним и дымящимся срезом дальнего леса появилась и стала быстро расширяться полоска серого струящегося пространства, и услышал, ощутил, как пневматики, проседая под тяжестью корабля, покатились по бетону и стала все сильней наваливаться, вкрадчиво дыша, на грудь, плечи, бедра, шею, давить мягкой лапой вся тяжесть земного притяжения; следя, как командир выдерживает направление разбега точнейшим, миллиметровым покачиванием педалей, фиксируя боковым зрением обороты, слыша голос штурмана, считывающего для командира неуклонное, неудержимое нарастание скорости...
— Сто... Сто сорок...
Он чувствовал, как уплотняется, густеет тугой влажный воздух под крыльями, как родное, близкое, послушное тело машины напрягается в нарастании этой скорости, о которой подчеркнуто равнодушно и размеренно бубнил этот голос:
— Сто восемьдесят...
Кучеров осторожно, даже нежно потянул на себя штурвал — и она, милая, послушно и аккуратно повела нос вверх — три градуса, четыре, пять, шесть... И дымный горизонт провалился вниз; впереди, перед ними, неслись лишь низкие, пылящие дождем облака, и машина «вспухла», ложась крыльями в упругие, живые волны воздуха.
— Носовое оторвано.
— Двести... Двести пятьдесят...
Кучеров на руках держал все эти тонны металла, пластика, оружия, керосина, людей, — все громадные тонны машины, несущейся сквозь вихри взметенного воздуха на двух голенастых «ногах» в громе, реве и свисте. Савченко положил пальцы на тумблеры управления механизацией крыла, ожидая команды, а мимо летела, летела, отлетала назад земля в неотвратимом нарастании скорости.
— Триста...
«Еще чуть-чуть... Во-от так... Еще... Ну, миленькая!»
— Скорость отрыва!
Кучеров качнул штурвал на себя — тангаж шесть, семь, восемь, точно восемь градусов! «Ну, родная, пошли! Давай, милая!»
Савченко не замечал, как он тянется вверх, всем телом и всей душой помогая машине — ну, пора! И все без малого восемьдесят тонн легко и чисто отделились от бетона, оборвались мелкая тряска и толчки в ладони, когда колеса проскакивали стыки плит, а земля качнулась и поехала вниз назад...
— Колеса в воздухе!
Земля словно затормозила свой бег, только что стремительный, и вот уже поплыла назад, поворачиваясь и утопая в плывущей дымке, и тут же исчезла, пропала в мутных клубах.
— Шасси! — быстро приказал Кучеров; Савченко послушно перевел кран уборки, следя за приборами; машина чуть заметно дрогнула, донесся по ее телу короткий тройной перестук.
