из некрашеной шерсти и белая льняная туника выдавали человека, только недавно попавшего в знойный Рим. Монахиня прошла по мозаичному полу стремительной девической походкой, неожиданной и странно сочетавшейся со строгостью одеяния. Все движения ее были грациозны и изящны. Геласий заметил, что при своем высоком росте она хорошо сложена. Из-под покрывала выбивались непослушные рыжие пряди. Темные глаза епископа загорелись при виде свежих черт юного лица и замерли изумленно, встретившись с ясными зелеными глазами гостьи.
Она остановилась перед ним, слегка хмурясь. Геласий не пошевелился, только вытянул левую руку; на среднем пальце был большой золотой перстень с изумрудом. Девушка поколебалась, а потом протянула правую руку и мягко пожала руку епископа, коротко склонив голову.
Геласий ничем не выдал своего удивления. Любой римский клирик опустился бы перед ним на колени и поцеловал перстень в знак почтения к высокому сану. А эта странная молодая чужестранка только поклонилась ему, признавая его высокое положение, однако без всякого подобострастия. Более того, лицо у нее при этом застыло, словно она хотела скрыть недовольство.
— Добро пожаловать, сестра… Фиделия?
Девушка ответила с тем же выражением лица:
— Я — Фидельма из Кильдара, из королевства Ирландия.
Геласий заметил, что голос ее звучал твердо, в нем не слышалось, в отличие от других, ни малейшего трепета перед великолепием и пышностью всего, что ее окружало. Он подумал — странно, кажется, этих чужестранцев совсем не впечатляет мощь Рима, его величие и святость. Бретонцы и ирландцы напоминали ему жестоковыйных галлов, о которых писали Цезарь и Тацит. Рассказывают, что король бретонцев, взятый Клавдием в плен, попав в Рим и увидев его великолепие, не затрепетал в благоговении, а сказал только: «У вас есть все это — и вы позарились на наши лачуги?» Геласий гордился благородным прошлым своего государства и часто жалел, что не родился в золотое время расцвета империи. Но сейчас от этой мысли, не подобающей смиренному христианину, он заерзал и вновь взглянул на женщину, стоявшую перед ним.
— Сестра Фидельма? — тщательно выговорил он.
Молодая женщина изящно кивнула, подтверждая, что он верно произнес ее имя.
— Я прибыла сюда по поручению епископа Ультана Армакского, чтобы доставить…
Геласий поднял руку, чтобы прервать ее.
— Вы в Риме впервые, сестра? — спросил он мягко.
Она поколебалась и затем кивнула, думая, не совершила ли какого промаха, беседуя с высоким сановником. Ведь ей не сообщили даже его имени.
