Фидельма, сузив глаза, взглянула на довольное лицо Эадульфа.
Не было ли тонкой местью с его стороны рассказывать ей эту историю?
— Пелагий… — начала она с угрозой в голосе, но тут Эадульф не выдержал и расхохотался, не в силах сохранять серьезность.
— Забудем, Фидельма! Хотя я клянусь тебе, что это правда. Давай только не будем ссориться!
Фидельма сперва недовольно прикусила губу, но тут же ее лицо осветила улыбка.
— Пожалуй, отложим паломничество к могиле святого Петра на другой день, — ответила она. — Диакониса, хозяйка моей гостиницы, водила меня и еще нескольких людей туда, где, как считается, был заточен Петр. Это было удивительно. В камере лежала груда цепей и стоял монах с напильником, и за баснословные деньги мог отпилить для тебя кусок цепи; он уверял, что это те самые цепи, в которые был закован Петр. Похоже, что святой обряд паломничества стал для Рима источником дохода.
Она заметила, что сакс уже некоторое время то и дело оглядывается.
— Послушай, сестра, за нами ходит какой-то круглолицый монах с тонзурой как у ирландца или бретонца. Если быстро оглянешься направо, увидишь — он стоит на той стороне дороги в тени кипариса. Ты знаешь этого человека?
Фидельма посмотрела на Эадульфа в недоумении, а затем бросила взгляд туда, куда он показал.
На миг ее глаза встретились с темными глазами мужчины средних лет, круглыми от удивления. Как и описал Эадульф, он был острижен по ирландскому или бретонскому обычаю: его голова была аккуратно выбрита спереди по линии от уха до уха. На нем были простые домотканые одежды, а лицо было круглое, как луна. Под взглядом Фидельмы монах обмер, а потом, потемнев лицом, быстро развернулся и побежал прочь и растворился в толпе за кипарисами по ту сторону аллеи.
Фидельма повернулась, озадаченно нахмурившись.
— Я его не знаю. Однако он определенно мной интересуется. Ты говоришь, он за нами следит?
Эадульф торопливо кивнул.
— Я его заметил еще у Латеранского дворца. Когда мы шли по Виа Мерулана, он двигался за нами. Сначала я думал, что это совпадение. Но только что заметил, что, когда мы остановились, он тоже остановился. Ты уверена, что не знаешь его?
— Нет. Может быть, он ирландец и услышал, как я говорю. Может, он хотел поговорить со мной о доме, но стеснялся подойти?
— Может быть, — сказал Эадульф недоверчиво.
— Ну, он уже ушел, — сказала Фидельма. — Пойдем дальше. О чем мы говорили?
Эадульф неохотно повиновался.
— Кажется, ты опять осуждала Рим, сестра.
