Его встречала одна Мурка, да и то сидела она, демонстративно повернувшись к входной двери задом.
– Это еще что за новости? – поинтересовался он.
Но кошка даже ухом не повела, услышав голос хозяина. А когда Артем нагнулся, чтобы погладить ее, вывернулась из-под руки и, задрав хвост, направилась в гостиную, по-прежнему не удостаивая его взглядом.
– Не много ли ты о себе возомнила? – бросил вслед Мурке хозяин, обескураженный таким приемом. Уж очень осознанным и не допускающим двоякого толкования выглядело поведение кошки. Ему давали понять, что им крайне недовольны.
Дальше дело пошло еще хуже. В кухне его не ждал ужин. Конечно, когда хвалился, что может приготовить себе яичницу, Артем не кривил душой. Он способен был и на гораздо большее: сделать салат, отварить картошку, поджарить готовый бифштекс. Проблема заключалась в другом: хотелось ли ему этим заниматься, да еще придя с работы? Нет, нет и еще раз нет. К тому же неизвестно было, что из съестных припасов имеется в холодильнике.
Артем распахнул дверцу и тупо уставился на содержимое белого продолговатого ящика, из которого тянуло холодом. Баночки, коробочки, судочки. В морозильнике – порционные куски рыбы, целая курица и много всякой всячины. Все ледяное, подернутой изморозью. Брр!
Мурка неслышно возникла рядом и устремила взгляд на маленькие круглые баночки золотистого цвета, рядком стоящие на дверце.
– Понял, – сказал ей Артем и наугад достал одну из них.
Когда он выкладывал содержимое баночки в блестящую металлическую плошку, то подивился, насколько аппетитно выглядит и пахнет кошачья еда.
– Может, и мне обойтись сегодня консервами? А что, это идея, – обрадовался Артем.
Но даже банальный лосось в собственном соку, обнаруженный в недрах холодильника, настоятельно требовал горячей картошечки. Если, конечно, не варить из него суп.
Тяжело вздохнув, Артем открыл банку, выложил на тарелку розовые кусочки рыбы, прибавил к ним несколько маринованных огурчиков и сунул в тостер пару ломтей черного хлеба. Затем долго выбирал между банкой пива и чаем из пакетика. Неожиданно для себя остановился на чае, как при Лине.
Поел он без удовольствия. Во-первых, избалованный фрекен Бок, а затем и Линой, Артем привык к другой еде, которую принято называть уютным словом «домашняя». Во-вторых, ему было тоскливо ужинать в одиночестве. Никто не спрашивал, как прошел день, не интересовался, вкусно ли приготовлено, не смотрел ласково и нежно…
Он прослонялся по комнатам, не находя себе места, до половины двенадцатого, потом отправился в ванную. Лег в постель – и почувствовал себя как путник посреди бескрайней пустыни: один на многие тысячи километров вокруг.
