Вошел Видаль, Анжель сразу же поняла по его лицу, что дело плохо.
– Что случилось? – вместо приветствия спросила она.
Видаль в который раз поразился тому, как быстро жена улавливает его настроение. Затем с хохотом швырнул огромную шляпу с кокардой в угол и закрыл дверь.
– Случилось наихудшее, – признался он. – Я свалял дурака. Слишком много распинался перед толпой, которая называет себя Национальным конвентом.
Ее охватил страх. Если уж он позволил себе выразиться о Конвенте в таких выражениях, значит, дело серьезное.
– Но что такое? – задыхаясь, спросила она.
– Вот что, – ответил он и вытащил из нагрудного кармана разрешение на выезд, которым снабдил его Дантон. Он развернул его и пододвинул по столу поближе к ней.
Анжель посмотрела на бумагу, но ничего не поняла.
– Нам надо укладывать вещи, моя девочка. И по shy;стараться выбраться из Парижа до того, как заставы закроют на ночь, иначе мы можем вообще никогда отсюда не уехать. Как видишь, мои бумаги подписаны и в порядке. Нашему отъезду ничто не препятствует, и нет необходимости беспокоиться. Я распоряжусь, чтобы экипаж был здесь в восемь часов. Так что к этому времени будь готова.
– Но что же все-таки случилось? – настаивала она, подойдя ближе и положив руки ему на плечи.
Позади, около окна, стоял Сейрак, который тоже вскочил, встревоженный услышанным.
Видаль рассказал об ошибке, которую допустил.
– Ты скажешь, что я был глупцом, – закончил он почти раздраженно. – Я это знаю. Я напрасно поверил в честность представителей нации, обманутый их разгла shy;гольствованиями о свободе и честности. А теперь я публично назвал Сен-Жюста вором и угрожал ему расследованием темных делишек как его самого, так и его сообщника и подручного Лемуана. Я сослужил нации службу, от которой уклонился бы любой, менее честный человек. Представители понимали это. Но как они могли выразить свою благодарность? Спокойно сидеть и ждать, пока Сен-Жюст, чтобы обеспечить молчание, арестует и гильотинирует меня по какому-нибудь вымышленному обвинению в измене, от которого мне даже не дадут возможности защититься. – Он сердито фыркнул. – Вот так Французская республика. Единая и неделимая, которой я служил, которой я помогал выстоять и защищая которую проливал свою кровь. Сен-Жюст тоже проливал кровь, но это была кровь других. А, черт бы побрал все это! – Он тяжело опустился на стул.
– Жером!
Анжель подошла к нему, обняла за плечи и прижалась щекой к его щеке. Она была очень бледной, похолодев от страха за него.
