Ехать до города надо было несколько миль, и взгляд Лорейн скользил по проносившимся мимо местам. Пейзаж был почти неузнаваем. Построили новую лесопилку, и вырубка леса продолжалась. Невдалеке, посреди болота, возводился поселок. Повсюду виднелись горчично-желтые экскаваторы. Машины ревели и гудели. На ветру полоскались флажки, рекламирующие новый жилой комплекс. Когда десять лет назад Лорейн с мужем переехали в этот дом, вокруг были одни фермы. Теперь даже память об этих фермах поблекла, почти стерлась. Лорейн считала это своего рода предательством. «Что поделаешь, такова Америка, – подумала она, и губы ее скривились. – И не говорите мне то, что я уже и так знаю».
В приемной у доктора Фера было, как всегда, людно. Несколько беременных с огромными животами. Увидев их, Лорейн ощутила панику, сравнимую лишь с ожиданием боли при ранних схватках. Но когда выкликнули ее имя – «Лорейн Лейк!» – послушно поднялась и даже изобразила неуверенную улыбку.
Ее ввели в смотровую раздетой – стыдящаяся своей наготы, уже немолодая женщина, смущенная видом собственной плоти. Плоти было много – валики жира, кожа в пятнах и ямках. Отвислые груди странно желтоватого цвета, точно от разлития желчи, соски красные, словно сырое мясо, и слегка шелушатся. Будто кто-то до сих пор сосет у нее грудь, а сама она о том не знает. Много странностей возникает в нашей жизни.
Белокурая медсестра, веселая и совсем молоденькая, взвесила Лорейн Лейк – та напряженно застыла на старомодных напольных весах – ровно сто двадцать два фунта. Затем, уже одетая в скользкий бумажный халатик, она сидела на краешке стула, и ей мерили давление. Что-то случилось с инструментом или с самой Лорейн, и сестре пришлось перемеривать заново и сверять показатели со старыми данными, записанными на листке, прикрепленном к дощечке зажимом. Лорейн с истеричным смешком заметила, что обычно она в таких ситуациях почти не нервничает, что, наверное, давление оказалось высоковатым. Сестра ответила: да, такое иногда случается, но ничего, можно подождать и смерить еще раз.
Затем в дверь деликатно постучали, и вошел доктор Фер – энергичный, краснолицый и приветливо улыбающийся. Насколько Лорейн помнила, он всегда улыбался, этот живой моложавый мужчина среднего возраста, в сверкающих очках и с козлиными ушами, из которых торчали серо-рыжие кустики волос. Он спросил испуганную пациентку в бумажном халатике, как она поживает, кивнул, пробормотал: «Что ж, прекрасно, прекрасно!» – так он говорил всегда, что бы ему ни ответили. А затем склонился над ней – великодушный и победительный, как полуденное солнце. Натягивая тонкие резиновые перчатки на ловкие руки, он добавил с легким упреком:
