Это абстрактная модель, которую я предлагаю применять к эволюции советской системы. Описание практически без изменений взято из «Алхимии финансов», только там я говорил о типичных последовательностях бума/спада на бирже и в банковских операциях. Здесь есть одна существенная разница: ряд бума/спада описывает только процесс ускорения, но не процесс замедления, приближающийся к остановке. Полный цикл состоит из двух фаз, одна из которых завершается остановкой, а вторая производит катастрофическое ускорение, которое называется спадом на финансовых рынках и революцией в истории. В «Алхимии финансов» я рассматривал только вторую фазу, потому что именно она делает историю на финансовых рынках. Здесь я еще раз сфокусируюсь на второй фазе, а именно распаде «советской системы», потому что это тот исторический момент, который мы сейчас переживаем. Но мы не можем вполне понять современный момент без осознания того, что была некая первая фаза, которая завершилась установлением косной догматической системы.
Тем, кто знаком с теорией сложных систем, или теорией хаоса (ее разговорное название), конечно, известна моя терминология. Когда я говорю о расширяющемся разрыве между догмой и реальностью, я имею в виду территорию, где воцаряется хаос; Пригожин называет это ситуациями, «далекими от равновесия». Я объясню связь между моей теорией истории и теорией сложных систем в Приложении.
Примечание
Мне бы хотелось привести пару примеров самоукрепляющейся стабильности финансовых рынков. Это будет иллюстрацией к модели, которую я описал выше в чисто абстрактных категориях, а также восполнит пробелы в «Алхимии финансов».
Рассмотрим немецкую фондовую биржу послевоенного периода или шведскую и финскую биржи до того. как ими заинтересовались иностранные вкладчики. Биржи были практически совсем статичны. Дивиденды почти никак не зависели от прибылей, а определение курса акций зависело от уровня дивидендов. Поэтому изменение в прибыли практически нс оказывало воздействия на курс акций. Под статичной поверхностью накапливались несоответствия в определении курса акций, а механизма их корректировки не существовало. Это делало биржу настолько непривлекательной, что она почти полностью атрофировалась. Когда иностранные инвесторы, привыкшие к иным критериям оценки, изучили ситуацию на бирже, то они нашли ее очень заманчивой: их участие нарушило распространенное соотношение между курсом акций и дивидендами, что повлекло за собой изменение представления участников и поведения компаний, которое успешно ликвидировало предыдущие скрытые несоответствия в оценке. Я был одним из инициаторов в каждом из этих случаев с очень удовлетворительными финансовыми результатами.
