Значительный интерес для выяснения взаимоотношений Н. В. Устрялова с редколлегией газеты «Накануне» представляет его переписка с близким ему по взглядам Н. А. Ухтомским, выехавшим из Харбина в Берлин. Письмо Н. А. Ухтомского из Берлина от 15 июня 1923 г. раскрывает для Н. В. Устрялова противоречия в редакции «Накануне»:
«Дорогой Николай Васильевич!
Я был несказанно счастлив, получив Ваше письмо, и можете не сомневаться, что, как никто, ценю Ваше ко мне доброе отношение. Вполне с Вами согласен, что в Берлине Вам пришлось бы много труднее, чем в Харбине. Подозреваю даже, что Ваше присутствие здесь привело бы к расколу «сменовеховства», которое здесь невероятно опоганилось. «Дюшеновщина заела», сказал бы, так как в личности нагло-циничного Дюшена как бы персонифицируются все отрицательные стороны так прекрасно начатого Вами движения. «Канунники» так низко пали, что даже в советском посольстве мне откровенно посоветовали не «связываться» с ними и в «Накануне» не работать. Особенно смешны бывают канунники, когда «предостерегают» коммунистов от опасности нэпа. «Я, как старый синдикалист» и т. д. возражал Кирдецов Бухарину, вызвав у того лишь презрительную улыбку и снисходительный эпитет «кузена». Но особенно всем здесь, повторяю, ненавистен Дюшен, щеголяющий вновь заведенными золотыми часами, ухитряющийся совмещать демагогические выпады по одним вопросам и трогательное смирение по другим. Он состоит на службе и получает большие деньги в американской организации «YMCA»[268] и настаивал на изгнании Василевского (Не-Буквы) из газеты за его полемическую и вполне уместную статью (в связи с сожжением «Леона Дрея» Юшкевича американцами, Василевский их обстрелял и чуть не поплатился). Поверьте, что я не слишком строг к «Накануне». Мою позицию разделяли бы и Вы. Разделяют ее и лучшие из канунников. Группа Чахотина предрешила свой выход из редакции. Одно время назрело целое coup d'etate[269] при ближайшем участии и Бобрищева-Пушкина; он, кстати, осел в Берлине; я ему нашел комнату в соседстве со мной. Он очень часто ко мне забегает; несмотря на многие отрицательные качества, он мне нравится какой-то своей особенной беспомощностью. Бедняга сильно опустился и заслуживает к себе известного внимания. Coup d'etate лишь с огромным трудом удалось предотвратить, тем более что коммунисты делят свое расположение (а вернее, нерасположение) к канунникам поровну. Катастрофе «дюшеновцев» они бы даже, пожалуй, поаплодировали бы. Меня усиленно через Бобрищева, Миркина (ставшего первым человеком в «Накануне») и Василевского втягивали в переворот, но я уклонился. Меня гораздо больше и посейчас интересует возможность развалить «Руль», который жил только немецким издательством «Ульштейн». Мне удалось нащупать деловые немецкие круги, возмущенные этой комбинацией и обещавшие всячески содействовать расторжению неестественного союза антантофильского, нерусского «Руля» со все больше русифицируемой Германией. Вопрос только в том, что нужно подобрать вескую группу, с добрыми именами. Много раз я подумал о Вас и даже заготовил мысль, что в первом же № той новой газеты, которая могла бы выйти и до Вашего приезда, стоял бы аншлаг о Вашем предстоящем приезде и возглавлении редакции. Элементы для подобной группы здесь имеются вроде милейшей княжны Кропоткиной (дочери анархиста), Евгения Лундберга, Сергея Рафаловича, Алексея Дроздова, может быть, Станкевича и Пешехонова, который меня глубоко растрогал своей последней книжкой «Почему я не эмигрировал?». Обязательно ее раздобудьте. Верьте мне, что нюх меня не обманывает, и для новой газеты, которая скоро бы вытеснила все прочие, есть место. Я это чувствую всем своим существом. К сожалению, я в тисках проклятого противоречия, парализующего мою энергию. Ведь я приехал учиться; так пусть же Германия и Россия повременят и останутся пока без органа русско-германского сближения, реального и столь злободневного (!! – У.)
