– Ладно, – Гурьев натянул рюкзак на оба плеча, – это успокаивает меня. Где ваш катер, Савитри?
Катер – собственно, слишком громкое наименование для лодки с приставным мотором и холщовым навесом – принадлежал небогатому жителю деревни, видимо рыбаку, который сильно нервничал по поводу предстоящего путешествия. Когда мы, почти обессиленные, пришли к месту посадки – допотопному деревянному причалу в небольшой обмелевшей бухте, – он уныло бродил в темноте по песку, еле слышно причитая. Перспектива отправиться на этой посудине за тридцать вёрст от дома в кромешную тьму явно не прельщала его, но Савитри, очевидно, успела козырнуть здесь своим полицейским удостоверением, и у катеровладельца не было выбора.
Положение осложнялось тем, что этот выходец из Бангладеш по имени Шиваджи очень плохо говорил на хинди, а ни Савитри, ни Гурьев не знали его родного бенгали. Общение велось на английском, что явно не добавляло взаимопонимания, но зато включало в дискурс ещё одного участника – меня.
– Нельзя ходить… – мелко тряся головой, убеждал нас лодочник, пробираясь по истлевшим доскам пирса к своему сокровищу. – Вертолёт увидеть: тюрьма! Сентинель ходить не хорошо.
– А не ходить хорошо? – флегматично включился в разговор Гурьев, осматривая лодку. – Савитри, вы уверены, что на этом мы доплывём до цели? Нам ведь ещё и обратно не мешало бы вернуться…
– Да он боится, что нас увидит патруль с вертолёта… Сентинель раньше ходить? – прикрикнула капитан на лодочника. – Путь знать?
– Путь знать… Рыбу ловить. Белых возить нельзя… Остров близко нельзя. Дикари убить, – бормотал лодочник.
Вдали послышались какие-то голоса. Мы без разговоров бросили в катер свою поклажу, спрыгнули вслед за ней, и Савитри уничтожающе прошипела нашему проводнику:
– Заводи!
Тёплый ветер и едкий дым солярки ударили мне в лицо. Мне остался самый короткий отрезок пути до самого последнего на земле островка terra incognita.
– Нужно назад! Дальше нельзя! – неожиданно сквозь неослабевающий шум мотора услышал я резкий вскрик нашего проводника на его ломаном английском.
Я немедленно выскочил из-под навеса, где в течение последних трёх часов балансировал на грани сна и реальности. Лодку как-то слишком сильно болтало, и если сперва эта качка усыпила меня, то сейчас, наоборот, из-за резких и неравномерных движений из стороны в сторону я не смог бы даже сомкнуть глаз. Андрей Гурьев на лавке напротив безмятежно спал сном бывалого морского волка, подложив под голову мой походный рюкзак.
