Хотя Пространная повесть повторяет утверждение Краткой, что Мамай «люто гневался из-за своих друзей и любимцев, из-за князей, убитых на реке Воже» (с заменой любовниц на любимцев), сам Мамай тут же опровергает это утверждение, и совершенно иначе формулирует цель своего похода: «Христианство погубим, церкви Божии сожжем и кровь христианскую прольем, а законы их изничтожим». Как видим, ни слова о мести, конкретно Москве и московском князе. Забыты и любовницы, и любимцы. Все поглотила приписываемая Мамаю автором Пространной повести цель вторжения — беспощадная, огнем и мечом, борьба с христианством, с православной церковью. Но эта цель входит в явное противоречие с выбранными Мамаем средствами: помощниками в задуманном Мамаем истреблении христианства и православия выступают два великих княжества, Рязанское и Литовское, населенные в основном христианами, такими же православными, как и жители великого Владимирского княжества! Это вопиющее противоречие автор Пространной повести пытается сгладить, объявив Ягайла «нечестивым», а Олега «хитрым сотонщиком, сообщником дьявола, отлученным от Сына Божия, помраченным тьмою греховной и не хотящим уразуметь». Оба объявления не комментируются автором, поэтому придется нам сделать это за него. Что касается «нечестивости» Ягайла, то он был крещен, причем дважды: по православному обряду с именем Яков и по католическому с именем Владислав. И уж тем более абсолютно необоснован навет на примерного христианина, князя-инока Олега Ивановича. Если уж на то пошло, во время Куликовской битвы «сообщником дьявола», отлученным «от Сына Божьего» лично действующим митрополитом Всея Руси, был как раз московский князь, а не рязанский. Нет, что ни говори, все-таки мы вновь читаем «повесть по-чешски». Только этим можно объяснить, почему в фантастическом Зазеркалье Пространной повести «нечестивый» Ягайло и «сообщник дьявола» Олег соглашаются губить церкви, лить кровь христианскую, для чего сговорились «собраться у Оки-реки в Семенов день [1 сентября по Юлианскому календарю. — В.Е.]» и совместно с Мамаем пойти «на благоверного [еще раз напомню: на тот момент преданного анафеме митрополитом всея Руси! — В.Е.] князя».
И чем дальше в леса Повести, тем больше наломанных дров и несуразиц. Автор рубит с плеча, не обращая внимания на разлетающиеся во все стороны щепки: «Олег же, отступивший уже от Бога, так как злой сговор учинил с погаными, послал к князю Дмитрию с лживой вестью: «Мамай идет со всем своим царством в мою землю Рязанскую на меня и на тебя, а знай и то, что идет на тебя и литовский Ягайло со всеми силами своими»
