…И когда у каменной стены церковной ограды перед отделением курсантов, хмуро опустив головы, встали четыре человека, Сергей холодно и твердо произнес слова роковой команды…
А на другой день, после трехнедельного скитания, эшелон быстро уносил их домой — в Киев.
Запыленные, загоревшие, с маршем прошли возвратившиеся курсанты по городу.
Встреча была устроена торжественная. Даже начальник курсов пробормотал несколько приветственных слов, поздравляя их с благополучным возвращением.
На следующий день были похороны убитых товарищей. Среди огромного скопления народа Сергей на мгновенье увидел Эмму. Она внимательно всматривалась в проходящие ряды и, казалось, кого-то искала.
Он был в строю и потому сказать ей ничего не мог.
X.
Николаю сделали операцию и вынули круглую свинцовую пулю.
— Эдакая мерзость застряла, — сказал доктор, взвесивши ее на ладонь. — Сразу видно, что из дрянного револьвера.
Когда Сергей выходил из курсового лазарета, ему передали, что его хочет видеть какая-то девушка.
Он спустился в садик и увидел там Эмму. По ее похудевшему лицу и по беспокойному взгляду не трудно было догадаться, о чем она хочет спросить.
Сергей, не дожидаясь расспросов, рассказал ей все сам.
— Ему теперь лучше?
— Да… Вот что, — добавил он немного подумавши, — вы приходите дня через три, и мы вместе к нему сходим.
Эмма ответила благодарным взглядом.
Здоровье Николая начало значительно улучшаться, и через несколько дней он уже мог слегка поворачиваться со спины на бок.
Эмма пришла, как они условились, — после строевых занятий. У входа в лазарет надели белые халаты и прошли к Николаю.
— Мы к тебе сегодня в гости, — проговорил входя Сергей.
Николай радостно взглянул на него.
— И ты пришла? — спросил он Эмму.
— Пришла, — смеясь ответила она.
— А как же дома?
По лицу Эммы можно было видеть, что это обстоятельство теперь беспокоило ее мало.
Сергей вышел, а они долго и оживленно болтали, как хорошие старые друзья.
— Ты изменилась, Эмма, — заметил Николай.
— Может быть, Коля. Я так много думала за последнее время.
— О чем?
— Обо всем! Досадно становится. Жизнь течет так скучно. Кругом что-то делается, кипит, а тут — все одно, все одно и то же. Помнишь, — улыбнулась она, — как ты на меня из-за петроградских работниц рассердился?
— А зачем же ты тогда спорила, — заговорил он после некоторого молчания, — а зачем в церковь… Глупая девочка! — вдруг закончил он мягко, точно большой человек, выговаривающий маленькому ребенку.
