Он не всегда был таким. Не бедно жил прадед Ари. Первый, кто из рода Струве Котла поселился в Норгарде. Был у него длинный дом, и даже староста не постыдился бы его. Да только произошла неприятность. Разгневал ли Ари Предков, покинула ли его удача, или просто Тэор Златоусый, бог грозы, крепко набрался в ту ночь, и швырнул свой молот куда попало — никто не скажет. А только однажды молния ударила в гордый красивый дом. И дом сгорел дотла. Никто не пострадал: Ари с семьей был на юге, а когда вернулся…
— Когда вернулся, — говорил Снорри, — то взялся за новый дом. Решил не морочить себе голову и устроил такую вот нору. Окошко оставил…
Окошко было небольшим, круглым, застеклённым. В стекле плясал огонь. Как в синих глазах гостьи.
Снорри помолчал. И сказал ещё:
— Говорили, будто бы в ту ночь, когда сгорел дом Ари, из пламени выехал багровый всадник, протрубил в рог и ускакал на север. И в том году случилась война с горными цвергами. Этот всадник всегда предвещает войну. Да ты знаешь…
— Нет, не знаю. Откуда бы? — удивилась она.
И Снорри заметил, что нет больше в её очах холодного стекла. Есть свет, тепло и запах летнего неба.
— Думается мне, — усмехнулся он, — не слишком обрадуются твои родители, узнав, что ты пьёшь одна с незнакомцем.
— А как им узнать? — хитро улыбнулась она. — Они в другом городе. В Аскенхольме.
— О, так ты, видимо, и есть та самая Митрун, дочь Лаунда Лысого, знаменитого законоведа?
— Хороший знак, — фыркнула она, — ты наконец-то спросил, как меня зовут!
— И что же, позволь полюбопытствовать, делает юная и, думается, незамужняя девушка так далеко от дома родителей?
— Любопытство не доводит до добра. Вот не скажу!
— Я спрашиваю как хозяин дома.
— А мне нетрудно его покинуть.
— Будет трудно, ежели я запру дверь.
— Тогда я тебя заколдую. Я волшебница!
— О! Прости, благородная госпожа! — Снорри со смехом повалился перед ней на колени. — Прости, не признал сразу! Смилуйся, не превращай меня ни во что скользкое и противное.
Она взглянула снисходительно.
— Ну ладно. Не буду. Я сегодня добрая. Можешь встать.
И залилась смехом.
Снорри грустно улыбнулся.
— Могу встать, да не хочу. Митрун, позволь мне посидеть так, у твоих ног.
Она опешила. Потом кивнула.
— Хорошо. Только без глупостей.
— Мне нынче не до глупостей.
— Что, совсем? — лукаво спросила Митрун.
Снорри поднял взгляд. Их глаза встретились. Он взял её руки в свои.
А потом их неудержимо потянуло друг к другу. И поцелуй был тёплый, кисло-сладкий, с горчинкой, как глинтвейн. Хмельным, как знаменитое вересковое пиво. И неожиданно глубоким, как море, которого Митрун никогда не видела…
