В любом.
Он как будто знал все наши судьбы наперед.
Дознаватель Исайя Роланд прибыл на Лиир вчера и уже успел разобрать около тридцати дел , касающихся инцидентов 608,562, 124 и 73.
Нет, он никогда не торопил события, да и возраст был уже не тот.
Предстояло лишь разобраться с некоторыми эпизодам , в частности касающимися небезызвестной Самнитской Резни или пресловутого Дела Фабрегаса.
Перед глазами инквизитора мелькали люди, их судьбы, изломанные ересью.
Проклятые и забытые человеческие души.
Обвинения в адрес еретиков были разнообразны и справедливы.
Все они, в скором времени, подлежали публичной казни, в назидание.
И казнить их были должны на родных планетах, опять же в назидание.
На многих диких планетах, откуда было большинство еретиков, наказанием за отступничество было, к примеру, четвертование, как у последнего заключенного Найси.
Но инквизитора это совершенно не трогало.
Для него заключенные казематов Лиира были уже мертвыми оболочками, продавшими свою бессмертную душу Хаосу.
Смерть была для них самым легким испытанием перед встречей с Бессмертным Императором, смерть была освобождением из этих страшных стен.
Сегодня нужно было рассмотреть оставшиеся дела и поспешить с этой мрачной планеты.
Даже Исайя чувствовал себя здесь неуютно.
Лиир был огромным казематом со своими бесконечными пыточными, безумными криками заключенных и еще тысячей злых атрибутов, приписываемых Инквизиции.
Дурная слава закрепилась за этой тюрьмой. Поговаривали, что в этих стенах живут души покойников , несправедливо осужденных Инквизицией в давние незапамятные времена и проведших здесь всю жизнь.
Говорили, что дух святого Исповедника Карлоса Мендеса блуждает здесь и проклинает своих мучителей.
Роланд усмехнулся, ему прекрасно было известно, что Мендес умер не здесь.
Лиир стал такой мрачной и зловонной клоакой, что ему приписывали весь негатив, шедший от Инквизиции.
Сейчас было около девяти утра по местному времени.
Но свет от красноватого и вдобавок единственного солнца планеты, конечно, не пробивался сквозь многометровые стены в комнату, когда-то бывшую пыточной камерой, где ныне расположился инквизитор.
Дознаватель не любил яркого освещения, поэтому свет от трех настольных ламп, двух на столе инквизитора и одной на столе его помощника, горел слабо, еле освещая бумаги и огромные тома с делами заключенных.
Роланд задумчиво посмотрел на своего помощника , корпевшего над очередным документом.
