Руки генерала решительно развернули Нору лицом к нему и подвинули ближе. Это было странное состояние и сложное чувство — исполнять чужую волю без единого возражения. Наверное, такое испытывает кролик, пожираемый удавом. Получающий при этом — бывает и так, оказывается — немалое удовольствие, смешанное со страхом и отвращением к самой себе, слабой и податливой.
Шакир неторопливо избавил Нору от халата, с презрительной усмешкой пощупал ткань казенной длинной ночной майки. Стало холодно до дрожи, хотя воздух в комнате теплый. Даже душноватый, пропитанный запахом дорогого мужского одеколона. Еще вчера этот запах — «Черный ирис» вроде бы — казался таким притягательным…
— В общем, так, детка. Я не зверь, как можно подумать, исходя из твоего поведения и глядя на выражение лица. Или убирайся отсюда совсем, или иди в соседнюю комнату и присмотри себе нормальные вещи для этого случая. Но учти. Предпочтешь первое — и утром ты вернешься в свой колледж, а я забуду о существовании ведьмы с именем Нора. Все забудут, так точнее, о карьере и не мечтай, об эльфах — тоже… Останешься — утром я рассказываю тебе об эльфах все, что знаю. И ты едешь в столицу.
Шакир замолчал, глядя в упор своими маленькими темными глазами. Уверенно, с едва приметным прищуром внимания. Нора почти не могла дышать, ей было жутко впитывать этот воздух с суховатым, щекочущим горло запахом «Черного ириса» и теплым, острым, странным — исходящим от кожи Шакира.
— Почему меня лишили способностей? — Нора смогла наконец выговорить хоть несколько слов.
— Потому что ты себя не контролируешь, — насмешливо прищурился генерал. — Потому что ты не решаешься признать, насколько я прав, и готова глупо тратить время, которого нет.
Он толкнул Нору на подушки. Короткие иглы впились в кожу спины, вызвали спазм мгновенной боли, потом перестали ощущаться. Смотреть на Шакира снизу вверх было еще более жутко, чем со стороны. Но и оторвать взгляд оказалось невозможно. Она много раз представляла, как придет однажды вечером к великолепному генералу и скажет: «Вы самый лучший». Сама закроет поплотнее дверь, она же ведьма и свободна в выборе… Марша шипела, обзывала дурой и советовала уезжать в колледж немедленно, выдумав любую причину. Например, острый приступ аппендицита. Кричала в голос, мол, не тот человек, и ты пожалеешь, только станет невозможно влиять на происходящее и отказываться. И вообще, из его силков птичке уже не вылететь. На всю жизнь увязнешь, станешь, как Алита…
