Раздался звук падения какой-то пластиковой вещи на пол. Я взглянул на Гельмута.
— Кончилось, — произнес я.
— Тсс, — шикнул Гельмут. — Будет продолжение.
«О'кей, — продолжил Альберто. — Что это за шелудивый пес? Кожа да кости, роется в мусоре и ест фрукты, потому что кто-то слишком беден, чтобы накормить его, а он слишком глуп, чтобы научиться ловить кроликов. Отошлите этого тощего пса на ферму Фернандо Леона Неро, дайте ему отъесться лошадиным мясом! Предложение действительно на ограниченный срок. Сообщите сроки и условия. Узнайте у Фернандо Леона Неро подробности. Теперь, э-э, Стив Харлей и Кокни Ребел…»
— Что за чертовщина? — спросил я Гельмута.
— Думаю, это дохлая лошадь, — ответил он. — Там, в долине. Так о чем ты говорил?
— Ты ведь знаешь о французе, который ошивается у меня?
Пол помещения был отполирован тревожными шагами давно почивших узников. Гельмут передал мне чашку кофе. Он прошел позади меня и сел на кровать.
— Да, Иван, — кивнул он. — И что же?
Я отхлебнул кофе. Сахара в нем не было.
— С ним очень плохо. — Я сделал еще один глоток. Этого будет достаточно. — Кажется, он покалечил ногу, от нее сильно воняет, возможно, это гангрена.
Гельмут глубоко вдохнул воздух.
— Тебе нужно отвести его к врачу.
— Он не пойдет.
— Но он нуждается в этом, — сказал Гельмут раздраженно. — Он что, хочет умереть?
Я бросил взгляд на хребет Монтекоче и допил кофе.
— Непонятно. Не думаю, что он боится погибнуть из-за ноги. Он беспокоится только о том, чтобы не встречаться с врачами, постоянно повторяет: «Никаких докторов».
— Возможно, у него есть тайна… — задумчиво произнес Гельмут.
— Возможно, — согласился я, — но он унесет ее с собой в могилу, если я о нем не позабочусь.
Гельмут встал и обернул вокруг бедер скатерть из Раджастана. Похоже, он почувствовал наконец, что меня смущает его нагота. Взял эмалированный кофейник и вновь наполнил наши чашки.
— Тебе нельзя вести Ивана к врачу против его воли. Такова медицинская этика.
— Гм, — кивнул я медленно и с мудрым видом. Этика была для меня неизвестной величиной. — Значит, мне следует оставить его гнить, так?
— Ты ощущаешь себя ответственным за его судьбу? — парировал Гельмут.
Я вздохнул. Еще слишком рано заводить такой разговор. Я повернулся и прислонился к подоконнику.
— Не знаю. Мне известно только, что он болен как свинья, от него воняет. Луиза придет в бешенство, если я с ним что-нибудь не сделаю.
Гельмут протер маленькие круглые очки углом своей набедренной повязки, снял их и встал передо мной, заложив руки за спину и глядя так, словно он Ганди, попавший в гестапо.
