Пробуждение Улитки | страница 40
– Улитка, подожди!
Она обернулась, остановилась без удивления, без радости и без досады.
– Здравствуй, – сказал я. – Я только на пять минут. Я сейчас уйду. Только спрошу тебя и уйду.
– Хорошо, – спокойно и просто сказала она. – Пойдем. Здесь холодно... – и протянула мне руку, как ребенку на перекрестке.
Как же было тепло в лаборатории! Мы прошли в последнюю комнату, где теперь было пусто – ни кошкодава, ни лаборантки – Улитка присела на край стола, а я остался стоять.
– Раздевайся, – сказала она. – Замерз?
– Слегка, – сказал я. Замерзшие губы меня совсем не слушались.
– Что ты хотел спросить?
– Что произошло, Улитка? – сказал я. – Ты даже не подошла к телефону.
– Я не хотела при нем с тобой говорить.
– Что случилось? Чем я тебя обидел? Я сделал так, как ты просила. Я поверил. Я думал, ты лучше меня знаешь, как поступить.
Улитка опустила голову, потом упрямо подняла, но посмотрела мимо меня:
– Да, получилось не так, как я думала... Он оказался сильнее. Я подозревала, что он сильней меня...
– Он был с тобой ночью? – с трудом спросил я.
– Да, – сказала она. – Он остался, чтобы меня охранять. От всех. И отвечать на звонки. – и, взглянув на меня, добавила: – Но мне ничего нельзя, ты же знаешь...
А я почему-то посмотрел на ее таитянские своенравные губы с глубокими ямками в углах рта, я знал, как эти губы могут ласкать.
– В чем я виноват перед тобой? – спросил я.
– Это я виновата, очень виновата, – сказала она. – Но сейчас я иначе не могу. Меня слишком глубоко затянуло. Прости меня. Я, наверно, грязная женщина. Думай что хочешь. Я заслужила. Но я к тебе вернусь. Однажды я к тебе обязательно вернусь. Я захочу вернуться. А ты решишь – сможешь ли ты меня снова принять или нет. А сейчас мы должны расстаться. Это все, что я знаю.
– Хорошо, я буду ждать тебя, – сказал я, встал и пошел к выходу.
Когда я проходил мимо окна, она сидела в прежней позе, голова ее была опущена.
XI
Сначала была пустота, если можно назвать пустотой нечто темное, глухое, невыносимо болящее не только внутри, но как бы и снаружи. Яма, мешок... Я просидел в этом мешке пять дней, а потом выполз, выбрался и обнаружил, что жизнь не остановилась. Надежды больше не было, а значит – стало небольно. Боль только от надежды. Только от того, что есть что терять. Больно от несвободы, а когда все потеряно, то не больно. Свобода – это когда ты потерял все. Так я и начал жить и назад не смотрел, не думал. Думать было не о чем, думаешь – от непонимания. А я все понимал. «Ее украли», – говорил я себе. Ее украли, и с этим ничего не поделаешь.