она чувствует, как она – по моему. И еще я помнил, что нас освещает луна, и в помощь ей светят все звезды. И хотя трава суха, видимо брюки у меня на коленях слегка позеленеют, но снять их совсем в тот момент мне почему-то показалось нелепым. Да и вообще я, кажется, впервые в жизни лежал между коленей, поднятых не к потолку, а к звездному небу.
И вот, в этот момент полной гармонии со своей подругой, с природой и даже с лягушачьим братством, я услышал шаги – как бы хлопки плотной материи по лодыжкам, или сандалий – по пяткам, и, прервав поцелуй, поднял голову и глянул перед собой над запрокинутым лицом своей любимой, полагая, что такое невозможно и что мне просто послышалось. Но мне не послышалось – в пяти шагах от себя я увидел фигуры двух человек, спешащих к нам. Видимо, из меня вырвалось какое-то слово – испуга, брани или проклятия – я его не помню. Помню только, что мы стремительно разъединились, распались на две отдельные особи, на два начала, мужское и женское, инь и ян, и вот уже два араба стояли над нами, заслоняя собой небо со звездами, а мы сидели на траве, ибо состояние нашей одежды не позволяло нам встать, хотя, слава аллаху, вид сверху у нас был вполне пристойным.
Мне показалось, что это полиция. Проклятый таксист – его, стукача, работа.
– Что вы здесь делаете? – спросил по-арабски один из арабов, он был в галабее с длинной палкой в руке. Второй полицейский был в форме.
– Отдыхаем, – сказал я как можно беспечнее. Терять мне или нам было нечего. Сейчас нас отведут в полицию, выяснят, кто мы такие, позвонят в посольство и выдворят из Египта в двадцать четыре часа. Впрочем, я не знал, в какой фазе нас застукали – в лежащей или уже в сидящей. Моя любимая так стремительно изменила свою позу, как возможно только в миг смертельной опасности.
– Кто вы такие – немцы, русские, чехи? – спросил араб, держа палку наготове, чтобы выглядеть внушительно.
– Чехи, – сказал я, мгновенно решив, что на установление арабами разности наших славянских языков я выиграю какое-то время.
– И мадам чехи?
– Чехи, – кивнул я, как бы оговаривая таким образом наши чешские права, не вписывающиеся в местные законы.
– Здесь нельзя находиться, – сказал араб.
– Почему? – простодушно удивился я. Сам факт того, что вместо того чтобы действовать, полиция ввязалась в разговор, меня несколько ободрил. Да и вообще пора бы им знать, что для нас, чехов, целоваться на природе, пусть даже в лежачем положении, это в порядке вещей. Мы все-таки не мусульмане. У нас нет шариата. И никто в полиции не докажет, что мы занимались каким-то непотребством.
