– Ну и заявочки! Мировые проблемы? Давай, выкладывай, парень.
Петр, вскочил, заходил по кабинету и, наконец, остановился прямо перед Панкратовым.
– Хорошо, я скажу. Хотя это сейчас совершенно некстати. Оставьте, пожалуйста, Марину, Андрей Викторович.
В наступившей тишине настойчиво падали в раковину капли, будто отсчитывая секунды. Обеим показалось, что прошла вечность. Панкратов лишь глухо откашлялся, не зная, что сказать. Петр тоже молчал. И вдруг его прорвало. Он заговорил быстро, срываясь на фальцет от волнения:
– Я вас очень прошу! Очень! Для вас это очередная игра, а для нее может стать трагедией. Вы пожилой человек, у вас есть семья. Если у вас в семье не совсем хорошо, ваше личное, чисто мужское дело, наладить эти отношения, а не ввергать порядочного человека в неразбериху...
«Вот засранец, чуть ли не в приказном порядке заставляет прекратить отношения, которые еще не начаты, мораль читает, понимаешь ли. Да еще пожилым человеком обозвал. Ты посмотри на него. Хорошего нахала пригрел у себя на груди», – крутилось в пылавшей от жара голове Панкратова.
– Я люблю ее! Да, да, люблю! Давно. Два года. Я хочу сделать Марине предложение, но сначала решил поговорить с вами.
– Нагородил ты сейчас, Петруха, восемь бочек арестантов. И с чего это ты взял, что я играю в какие-то игры? – начал слабым голосом Андрей Викторович. – И почему это я стал по твоей милости в один момент пожилым человеком? Потому что ты – мальчишка? Самоуверенный и наглый к тому же... -Отдышавшись, Андрей упал на подушки. – Почему это ты должен решать за кого-то, что и как надо делать? Да, Марина мне нравится. И возможно, я давно бы на ней женился, если бы у меня действительно не было семьи. А она у меня еще есть, а вернее, остались осколки от нее. И никто не имеет права мне говорить, как мне нужно поступать, ни директор, ни министр, ни даже наш президент. – Он остановился, отдышался. – А ты спросил у Марины, что ей хочется или не хочется в этой жизни? Или ты считаешь, что достаточно того, что ты сам по этому поводу думаешь? Запомни на всю жизнь: выбираем не мы. Выбирают они.
Панкратов остановился, стараясь справиться с одышкой. Откашлявшись, продолжил:
– И имей в виду, ничего не отменяется. Ты будешь оперировать... и я остаюсь по-прежнему твоим пациентом. И еще, последнее, может быть, тебе это и будет неприятно, но я должен сказать. Я попросил Марину помочь мне после операции, и она согласилась. Заметь, без всякого принуждения. Если Марина тебя полюбит, я только разведу руками и благословлю вас... У меня все. А теперь иди, отдохни. Похоже, надо скорее что-то предпринять с этой заразой, – он посмотрел на палец, – а то будет поздно.
