, и тут я сообразил, что во всех случаях, когда я ее видел, она к чему-то да прислонялась. Словно обладала инстинктивным умением кошки втискиваться в разделительную зону между чем-то и чем-то. Кошка особенно счастлива, когда устраивается в узеньком пустом пространстве между двумя диванными подушками или растягивается в маленьком просвете между ковром и плинтусом, опоясывающим комнату. Сходство у Беа было именно с кошкой. Мне представилось, как она в купальнике нежится на каком-то южном пляже — половина ее торса на песке, половина — в море, и набегающая на берег волна постепенно заполняет равнобедренный треугольник ее раздвинутых загорелых ног. В какой-то своей предыдущей жизни, сказал я себе — эта женщина, конечно, имела не одну предыдущую жизнь, — она, несомненно, была кошкой.
Мы обменялись рукопожатием.
— Я понадеялась на удачу, — сказала она, расчесывая волосы пальцами. — Я была уверена, что не застану вас, но искать вас я могла только по этому адресу.
Мне стало стыдно, что меня застали в номере в такой ранний час.
— День был очень долгим.
— И вы совсем измучены?
Радуясь такому предлогу, я клюнул на приманку.
— Я совсем без задних ног.
— Понимаю. — Она помолчала. — Настолько, что не сможете выпить со мной?
— Вы имеете в виду — сейчас?
— А почему бы и нет?
— Да, почему бы и нет, — ответил я после секундного колебания. — Собственно говоря, — сказал я, — собственно говоря, с большим удовольствием.
— Может быть, воспользуемся «роллсом»? Я видела его снаружи. И знаю местечко, где нам никто не помешает.
Мы выехали из Сен-Мало на запад по залитому луной береговому шоссе. С одной стороны его обрамляли холмы и леса, а дальше — на еще более высоких холмах — фермы почтенных лет, обнесенные каменными стенками и скрытые из виду по самые крыши. С другой — океан, зеркально спокойный, если не считать положенного пенного кипения вокруг миниатюрного архипелага островков, сложенных из валунов, и у мысов, встававших из него, точно черные айсберги. Беа рядом со мной всю дорогу не проронила ни слова, кроме указаний, куда сворачивать, а потом замолчала вовсе, потому что впереди простиралось береговое шоссе без единого перекрестка. Она отодвинулась от меня, насколько позволяло сиденье, но, сказал я себе, ко мне это не могло иметь отношения, просто мягкий угол «роллса» обеспечивал два чувственных соприкосновения — с чехлом сиденья и с окном — вместо одного. И она курила. Я сообразил, что всякий раз, когда я ее видел, она еще и курила.
