Сколько лет прошло, а этот случай занозой сидит в душе. Вроде бы пора списать его за давностью лет, ан нет. И вот теперь этот сон. К чему бы это? И вновь щемящая, ноющая тоска подступила к сердцу.
Умывшись холодной водой из бочки, Корнеев поднялся по крутым ступенькам в сторожку дяди Федора. Тот, надев на кончик носа очки, читал газету. На столе был готов завтрак: все разрезано и разложено. Однако ни к чему хозяин так и не прикоснулся — ждал Николая. Только бутылка водки была слегка почата. Рюмку для поправки здоровья он все — таки выпил в одиночестве, не утерпел.
Федор Иванович с готовностью отложил газету в сторону, засуетился.
— Яичница уже совсем задубела, а ты все дрыхнешь и дрыхнешь. — Дядя Федор первым делом взялся за бутылку и щедро «набулькал» себе почти две трети граненого стакана. Николаю тоже плеснул на донышко «чисто символически», знал, что пить днем тот не будет. Чокнулись. Дядя Федор в три глотка осушил стакан, с огромным облегчением вздохнул, на мгновение притих, как бы прислушиваясь к «внутренним процессам», и, только убедившись, что его зацепило, оживленно заговорил.
— Тут пока ты дрых, по радио передавали, что одного военного журналиста «замочили». Какого он звания, правда, не передали.
— Он не военный. Это его так называют, потому что он про армию писал и в Чечню ездил.
— Теперь понятно, а то я все в толк не возьму. Фамилия у него больно невоенная. На «ман» кончается.
— Иваныч, ты ничего не перепутал? Именно замочили? Я слышал, в аварию попал.
— Дело темное, факт. Одни говорят авария, а потом взрыв. Другие, наоборот, дескать, взрыв, а уж потом авария. Министр обороны ваш так и сказал, мол, есть свидетели, что он из Чечни гранату привез. Может, на ней сам и того. Поживем — увидим. Эксперты будут заниматься. Шишкой он, видно, приличной был. Даже президент соболезнование выразил родственникам. Во как! Маршалы умирают, он хоть бы хны, а тут — во как расшаркался… Да ты сам послушай, они об этом каждый час по радио тараторят.
Федор Иванович включил приемник, сторожку наполнили помехи эфира и позывные «Маяка». Выпуск новостей не прибавил ничего принципиально нового к «сообщению» дяди Федора. Корнеев наскоро перекусил, запрыгнул в свою «ласточку» и покатил к Наде.
Дверь открыла Клавдия Петровна, соседка Нади по общежитию. Это была женщина пятидесяти лет, никогда не бывшая замужем и потому имевшая стойкую антипатию к мужской половине человечества.
— Надежда, твой спонсор явился, — не без ехидства прокричала в глубь квартиры Клавдия Петровна и проследовала в свою комнату. Ни тебе здравствуйте, ни прощай.
