Возгорится пламя | страница 9
— А с близкими людьми счетов не ведут, — ответила Надежда.
Расставались за воротами. Проминский сразу запалил свою трубку. Владимир Ильич, пожимая руки друзьям, сказал:
— Теперь нас четверо! — И, задержав взгляд на лице Энгберга, подчеркнул: — Я надеюсь — четверо единомышленников! Без писаря!
Оскар поставил на землю свою корзину и обеими руками сжал пальцы питерского «Старика».
4
У взбалмошной Дженни хватило бы азарта на десятерых собак. Она кидалась за каждой курицей. Пришлось ее вести возле ноги. Но собачка, не слушаясь ни команд, ни окриков, рвалась вперед, дергала поводок и мешала разговору.
В лесу, свернув с дороги, Владимир отстегнул поводок, и Дженни, широко кидая неуклюжие, длинные лапы, побежала на опушку, где возвышалась одинокая сопочка.
— Вот здесь я, — заговорил Владимир, — впервые встретился с Сосипатычем.
— Я так и думала, что мы идем на Журавлиную горку. Ты писал…
— И верил: поднимемся вместе! Во сне тебя видел здесь.
Владимир схватил Надю за руку, и они, увязая по щиколотки в сыпучем песке, побежали к вершине сопки. Друг друга подзадоривали беззаботным смехом.
Перед самой вершиной она, стройная и легкая на ногу, вырвалась на полшага вперед и так порывисто повернулась, что длинная пушистая коса хлестнула Владимира по плечу. Он, звонко смеясь, подхватил ее под руку, и последние шаги они сделали одновременно.
— Вместе! — воскликнула Надежда, глядя ему в глаза.
— А смотреть, Надюша, лучше в эту сторону.
Снежные шпили, окутанные дымкой, казались фиолетовыми, манили к себе.
— Вот туда бы подняться. — Надя сжала его руку. — Выше орлиного полета!
— Ночевать на берегу горной речки.
— И пить хрустальную воду.
— Боюсь, полиция не позволит нам такого удовольствия. Сочтет, что мы замыслили побег.
Надя окинула глазами болото, расстилавшееся от подножия сопки далеко в сторону Енисея.
— А где журавли? Мне хотелось посмотреть их весеннее… Как это называется?
— Токование. Но это бывает на рассвете.
— А вон, смотри-смотри, — лебеди! Видишь?
— Да. Парочка. Остались на гнездовье.
— Правда? Посмотреть бы птенцов. Наверно, белее снега.
— Сосипатыч говорит — серые. До второго года.
— Все равно — лебедята!
Тут Надя невольно отвлеклась от заманчивой картины.
— Ты, Володя, извини… — Оперлась на его плечо и одним каблуком постучала о другой. — Песок набился.
Он помог ей снять ботинок.
— И другой — тоже, — попросила она.
Но мелкие песчинки цепко пристали к чулкам. Пришлось, чтобы обтереть ноги, спуститься к маленькой полянке, покрытой молодой травой.