Он собрался было войти, затем передумал и постоял еще минуту, слушая, но не особенно вникая в то, с кем она говорит, и что говорит, только слушая интонацию ее голоса. И то, что он чувствовал, было старое, знакомое, тупое бешенство.
Он встретил ее в чикагском баре для холостяков четыре года назад. Разговор был очень легкий, потому что оба они служили в «Стэндард Брэндз Билдинг», и у них были общие знакомые. Том работал у «Кинг и Лэндри, Паблик-Релейшиз», за сорок два доллара. Беверли Марш — так ее звали тогда — была помощником дизайнера в «Делиа Фэшнз», за двенадцать долларов. «Делиа» обслуживала вкусы молодежи — рубашки, блузы, шали и слаксы «Делиа» в больших количествах продавались в магазинах, которые Делиа Калсман называла «магазинами для молодежи», а Том — «магазинами для наркоманов». Том Роган сходу узнал две вещи о Беверли Марш: она была желанна и она была ранима. Менее, чем через месяц он узнал и третью: она была талантлива. Очень талантлива. В ее небрежных набросках платьев и блуз он видел денежный станок с редчайшими возможностями.
С «магазинами для наркоманов» надо покончить, думал он тогда, но до времени не стал говорить об этом. Покончить с плохим освещением, с самыми низкими ценами, мерзейшими выставками где-нибудь в глубине магазина между наркопринадлежностями и рубашками рок-групп. Оставь все это говно для плохих времен.
Он узнал о ней многое еще до того, как она поняла, что он всерьез интересуется ею, и этого он как раз и хотел. Он всю жизнь искал подобную женщину, и рванул к ней со скоростью льва, изготовившегося к прыжку на медленно бегущую антилопу. Не то чтобы ее ранимость выступала на поверхность — вы видели перед собой шикарную женщину, изящную, и при этом очень аппетитную. Может быть, бедра были узковаты, зато выдающийся зад и хорошо поставленные груди — лучшее, что он когда-либо видел. Том Роган любил грудь, всегда любил, а высокие девочки почти никогда не оправдывали его надежд. Они носили тонкие рубашки, и их соски сводили с ума, но, заполучив эти соски, вы обнаруживали, что это все, что у них есть. Сами груди смотрелись как набалдашники на комоде. «Зря только рука работала», — любил говорить его сосед по комнате, впрочем сосед Тома был такой говнистый, что Том не вступал с ним в дебаты.
О, она была великолепна, с этим ее воспламеняющим телом и шикарными, ниспадающими на плечи красными волосами. Но она была слабая… какая-то слабая. И будто посылала сигналы, которые только он мог принять. Были у нее кое-какие неприятные привычки: она много курила (но он почти что излечил ее от этого), никогда не встречалась глазами с собеседником; ее беспокойный взгляд только мельком касался его, и она тут же отводила глаза. У нее была привычка слегка поглаживать локти, когда она нервничала; ее ухоженные ногти были слишком коротки. Том заметил это, когда встретился с нею в первый раз. Она отодвинула стакан белого вина, он увидел ее ногти и подумал:
