Как и каждое утро, он тщательно проверил днище и колесные арки, нет ли где небольшой аккуратненькой коробочки, которая по сигналу взорвет их машину вкупе с пассажирами и водителем. Всё чисто, слава богу.
Он подошел к дежурному:
— Василий Егорович, ночью к машине нашей никто не подходил?
— Не-а, — буркнул старик и сделал такой глоток чая, что поперхнулся и долго откашливался.
— Значит, никто из посторонних в гараж ночью не заходил?
— Ну чего привязался, говорю ж — нет.
— И в полпервого никого не было?
Старик зло посмотрел на Костю:
— Словами же говорю, нет. Или ты глухонемой?
— Точно?
— Ну, вы тут совсем оборзели! — зло закричал старик неожиданно тонким голосом. — Рабочему человеку уж совсем от вас житья не стало!
— Да ты не волнуйся, Егорыч, — примирительно сказал Костя, достал тысячерублевую купюру и стал ее внимательно рассматривать.
— Это чего? — сразу успокоился рабочий человек Егорыч.
— Это тебе. За хорошую работу.
— Ну, спасибо, Костя. — Егорыч привычным жестом подсунул деньги под термос. Подумав немножко, он добавил: — Ты не обижайся, Костя. Это я от давления. Скачет, сука. То нормальное, а то под двести подпрыгнет, словно Бубка с шестом. Ты парень хороший, вежливый. А что ты спрашивал… Я вот сейчас вспомнил. Спускался тут ночью один. Ну, не через ворота, а по внутренней лестнице. Какую-то доверенность мне сунул, я и не рассмотрел как следует. Очки было лень доставать. От Надежды Федоровны, говорит, эта, у которой «мерседес» рядом с вашим. Просила, говорит, хозяйка посмотреть, что-то она там забыла в машине. Вообще-то у нее водитель другой, да ты его видел, Валерка, тощенький такой, всё на живот жалуется, язва, что ли, у него. А этот… Да у нее мужиков цельный взвод, и как она их помнит и в графике не путается… Я вот свой телефон не всегда сразу вспомнить могу. — Старик засмеялся и опять чуть не поперхнулся чаем. — Вот я и говорю…
— Ну спасибо, Василий Егорович, — сказал Костя и пошел к машине.
Юрий Степанович подошел к окну. Вид на Красную площадь из номера в гостинице «Балчуг-Кемпински» был просто необыкновенный, прямо с рекламного буклета. Господин Фэн согласно кивнул — прямо читал его мысли китаец.
— Вид и действительно вандер… простите, Юрий Степанович, соскальзываю иногда на английский. Хотел было вместо замечательный сказать вандерфул… Вы уж не обес… сейчас вспомню, слово такое литературное… Ага, не обессудьте. Правда, красивое слово? Его теперь и не услышишь в России. Это меня в детстве — а семья наша до семьдесят восьмого года жила в Гонконге — русская одна преподавательница, графиня, как она уверяла, учила русскому. Мой высокочтимый отец всегда настаивал, чтобы я учил русский. Вы разрешите, я налью вам бурбона? В Гонконге — не забывайте, что скала эта почти два столетия английской колонией была — шотландский виски всё больше был в моде, а с тех пор как мы переехали в Канаду, в Ванкувер, пристрастился я к бурбону — прекрасный напиток. Ну, как он вам? Нравится?
