— Мы во всем доверяемся вам, — сказали родители, — поступайте по вашему усмотрению и ни о чем с нами не советуйтесь.
Пригласили монахов, чтобы отслужить панихиду по трем дочерям, молились Будде, раздавали, монахам пожертвования. Родители приказали перешить все косодэ дочерей и сделать из них покрывало для подношения в храм.
— Может ли быть горе, большее, чем наше! — говорили они, и слезы рекой струились по рукавам их кимоно. Они читали сутры, написали имена дочерей на поминальных дощечках и, как велит обычай, молились за упокой их душ на берегу реки. «Родители, пережившие своих детей, — все равно, что река, побежавшая вспять. Это противно самой природе…» — думали они, и скорбели, что их собственная жизнь не прервалась.
Как только О-Фую сообщили о предстоящем замужестве, она громко зарыдала. Рукой, мокрой от слез, она открыла плетеную коробку, достала из нее монашескую черную рясу из конопли и четки.
— Я намереваюсь связать себя только с Буддой. Я давно уже убедилась, что мир наш подобен краткому сновидению, и решилась постричься в монахини, чтобы молиться за упокой сестер. Но разделить их участь — нет, на это я не согласна. Во всем виноваты, наверное, мои черные волосы. Это они ввели вас всех в заблуждение! — воскликнула она и уже собралась было отрезать волосы, едва успели ее остановить.
— Такой поступок был бы верхом непочтительности по отношению к родителям, — говорили ей люди. Собрались родственники, призвали тетку, которая жила в деревне Симоити, и та, проливая слезы, на все лады уговаривала О-Фую, пока не убедила девушку.
— Хотя бы дня три поживи с мужем, а потом поступай, как хочешь, можешь даже постричься в монахини.
Силой заставили О-Фую согласиться. Благополучно справили свадьбу. Муж и жена незаметно для самих себя привязались друг к другу, так пролетело больше четырех лет. Родители радовались тому, что все идет спокойно. Но вот О-Фую забеременела и, как сестры, умерла от преждевременных родов.
— Все наши четыре дочери умерли одинаковой смертью — поистине это неслыханно в нашем мире. Видно, злосчастные связи скрепили нас в прежней жизни, раз мы стали родителями, а они нашими детьми. Как тяжело! — горевали родители и все чаще задумывались о загробной жизни. Они постились, беспрерывно возносили молитвы Будде, жгли курительные палочки, служили панихиды за упокой дочерей. Затворившись в отдаленных покоях, они никуда не выходили. Жилище их обветшало до неузнаваемости и стало похоже на пристанище бездомного пса. Но хоть родители устремились всеми помыслами к Будде, их все же беспокоила судьба О-Томэ, единственной дочери, оставшейся в живых. В ту пору ей уже исполнилось пятнадцать, но родители, напротив, печалились при мысли, что приближается время, когда нужно будет и ее выдать замуж. Они даже предложили дочери принять постриг.
