Когда здесь был другой человек!
Может быть, он и сейчас здесь. Притаился где-то поблизости, следит за ними. Или заперт? Или… Тано невольно пригнул свою беззащитную спину и огляделся вокруг. Потом опять остановил взгляд на Саме.
Поставив наполненное водой самодельное ведро на землю, он стоял со скрещенными на груди руками и напряженно наблюдал за звездолетчиком. Его губы застыли в мрачной, непроницаемой улыбке.
5.
Река словно через силу несла свои тяжелые воды, вилась, зажатая между берегов — двух широких траурно-черных лент из песка, и их навевающая скорбь монотонность была лишь прелюдией к тому глубинному, безликому смирению, которое не пускает в себя ни луча света, ни искорки надежды или, по крайней мере, ожидания.
Смирение вечной реки.
Подавленный ее неодушевленным темным присутствием, Тано медленно шел по левому берегу. Он искал брод, чтобы перейти реку, и часто оборачивался назад: метрах в двадцати от него брел Сам. Старик следовал за ним больше часа, не приближаясь, но и не отставая, молчком, сжимая в руке топор и словно постоянно ухмыляясь. Что он задумал?.. Тано инстинктивно коснулся рукоятки ножа, заткнутого за пояс. «У меня таких с дюжину, и они очень хорошо заточены», — всего-то и сказал ему Сам, увидев, как гость берет нож на кухне. И даже не попытался помешать ему или возразить. Но потом совершенно открыто увязался за астронавтом, причем с топором в руке. Ну а тот, другой? В любой момент мог откуда-нибудь выскочить, и тогда они на пару с Самом нападут на него и убьют! Но зачем? У него нет ничего, что можно было бы отнять, и пугать он их не пугал. Или они боятся, что он узнает какую-то их тайну? Станет свидетелем… Чего?
Тано снова обернулся. И опять встретил упрямый, прямой взгляд Сама, лишенный всякого выражения, опять увидел его неизменную полуулыбку…
— Чего ты хочешь от меня? Оставь меня в покое! — в который раз крикнул ему Тано.
И Сам опять не ответил.
Наблюдая за ним через плечо, Тано ускорил шаг. Сам тоже пошел быстрее. Тано побежал. Побежал и Сам. Его чудовищные телеса затряслись так сильно, что казалось, могут рассыпаться кусок за куском. Несмотря на это, он не отставал. Шатался, спотыкался, прихрамывал все сильнее, но расстояние в двадцать метров между ними оставалось неизменным. Тано слышал громкое учащенное дыхание преследователя, ему начинало казаться, что он улавливает биение сердца старика. И вдруг беглеца объяло жуткое чувство, что его преследует, гонится за ним и пыхтит не толстяк, а он сам — Тано. Отраженный в каком-то кривом зеркале будущего, предстоящих десятков лет, которые капля по капле высосут его молодость, разрушат и обезобразят его, где бы он ни находился. Здесь или на Земле…
