Теренс улыбнулся и со вздохом ответил:
- Моя фамилия тоже Гринвуд, Пит. Я младший брат Сэм.
- Иди ты! - воскликнул я в удивлении - Ты же на неё совершенно не похож. Извини, но я очень хорошо помню лицо Сэм. Между нею и тобой нет совершенно никакого сходства. Разве что глаза…
Брат Саманты, с которой я расстался за полторы недели до того, как мне исполнился двадцать один год, причём вполне по-доброму, объяснив, что просто обязан отслужить девять лет в армии, иначе мне потом не будет в жизни никакого оправдания. Она, конечно, удивилась, кажется расстроилась, но на следующий день позвонила мне и сказала, что нам лучше больше не встречаться. Терри проворчал:
- Между прочим, я тебя тоже не узнал. До армии ты был совершенно не таким, каким стал сейчас. Грудь колесом, в глазах стальной блеск, а рожа так и просилась то ли на медаль, то ли на монету. В том фильме, который про тебя сняла компания "Би Би Си", ты и то был куда больше похож на живого человека, только очень уж озабоченного и ни минуты не сидящего на месте. Оно и понятно, ведь на тебе тогда висело такое хозяйство, которое и двадцать человек не потянут. А сейчас ты совсем другой. Когда я узнал, что ты тот самый Пит Ларри, то даже не поверил, что ты смог так быстро измениться. Меня даже в жар от этого бросило. Слишком уж большие с тобой произошли перемены. Пит, хотя Саманта и хочет скрыть это от тебя, я так думаю, что ты должен знать. У тебя есть сын и ему уже восемь лет. Его зовут Пит.
Новый приказ - провести хронодиверсию в 1942 году
Теренс стоял передо мной, одетый в не в яркие тряпки, как все остальные отдыхающие, которых в огромном, сверкающем холле космопорта насчитывалось несколько тысяч, а в новый джинсовый костюм древнего фасона, такие шьют, наверное, только в Остине по спецзаказу, коричневые казаки и серую ковбойку. На у него голове красовалась широкополая, кожаная стетсоновская шляпа. Вот она только что в костре не побывала. Высоченный, на голову выше меня, с широкими плечами, он пришелся бы ко двору в любом взводе космодесанта. Краска смущения быстро сошла с его загорелого лица и он насмешливо улыбался, глядя мне в глаза. Чёрт, а ведь я помнил его долговязым хлюпиком, которому ещё не исполнилось восемнадцати лет. Да, огорошил он меня капитально, ничего не скажешь.
Когда я услышал, что у меня на Земле есть сын и ему уже восемь лет, мне захотелось тут же отменить посадку на борт "Миража", чтобы лететь в режиме овердрайв. Так я мог сократить время полёта чуть ли не втрое, но потом передумал, вздохнул и сказал:
