— Кто же была ваша мать? — спросил председатель.
— Моя мать считала меня мертвым, я плод тайной любви и не знаю своей матери, да и не желаю знать ее.
В это мгновение в зале раздался пронзительный крик: одна из дам упада в обморок и была вынесена в соседнюю комнату. Услышав этот крик, прокурор встал, бледный, как смерть.
— Как можете вы доказать это неслыханное заявление? — спросил председатель.
Подсудимый с презрением посмотрел на де Вильфора.
— Отец, у меня требуют доказательств… Должен ли я представить их?
— Нет, не нужно; все, что вы сказали,— правда. Я слагаю с себя свое звание и отдаюсь во власть моего преемника, нового государственного прокурора,— заявил де Вильфор голосом, произведшим невообразимое впечатление.
— Как! — вскричал председатель.— Вы, государственный прокурор, человек с репутацией выше всякого сомнения, робеете перед речами безумного преступника? Ободритесь, соберитесь с мыслями и одним словом опровергните бессмысленное обвинение.
Вильфор покачал головой. Неверными шагами вышел он из зала среди почтительно расступившейся перед ним толпы: громадность его несчастья глубоко поразила всех.
— Заседание на сегодня окончено и отложено на неопределенное время,— объявил председатель.— Жандармы, уведите подсудимого…
Три месяца спустя после вышеописанных событий процесс Бенедетто снова стоял на очереди уголовного суда. Тогда, как и теперь, в Париже жизнь била ключом; одно впечатление сменяло другое, и прекрасный «граф Кавальканти» рисковал предстать перед публикой, состоящей только из адвокатов и жандармов.
Погода была отвратительная: снег валил густыми хлопьями, и сильный холод делал пребывание на воздухе почти невозможным.
Было около 11 часов утра, когда изящное купе, заложенное кровным арабским жеребцом, остановилось у здания суда, из экипажа вышел господин, быстро взбежал по лестнице, но внезапно остановился, поднес к глазам лорнет и воскликнул:
— Шато-Рено!
— Бошан!
И друзья горячо пожали друг другу руки.
Честное слово,— смеясь, сказал Шато-Рено,— я должен благодарить судьбу за встречу с вами.
— Что привело вас сюда?
— Ну, конечно, дело его высочества принца Бенедетто де Кавальканти или де Вильфора — назовите как хотите.
— И я за тем же — хочу посмотреть последний акт драмы, волновавшей Париж в течение нескольких недель. Посмотрим, удастся ли бедняге избежать виселицы?
— Едва ли! Но вот наши места. Боже, да зала почти пуста! — с удивлением заметил Бошан.
