Продажа дома, упаковка контейнера с вещами, битва с матерью из-за каждой рухлой единицы мебели, которую она непременно собиралась забрать с собой, вымотали Дмитрия Викторовича до предела, да еще заняли практически весь его с таким трудом выбитый в августе отпуск, часть которого он планировал провести с дочерью, показать ей город, походить с ней по магазинам.
После слов учительницы отец испытывал чувство вины к Даше. Ведь когда погибла ее мать, он отправил девочку к бабушке, а сам погрузился в работу, чтобы унять ужасную боль от потери любимой жены. Потом он, когда навещал своих женщин, всегда привозил для Дашуты подарки, но как-то не совсем понимал, что же нужно для маленькой девочки. Анна Петровна так часто выговаривала сыну за несуразную одежду, что он махнул рукой, и стал возить дочке только игрушки и сладости.
Одежду для внучки стала покупать экономная бабушка, которая за отсутствием вкуса, оценивала вещи с точки зрения практичности и минимальной цены.
Итогом бабушкиных усилий стало то, что Дарья одевалась в бесформенные свитера и «немаркие» юбки и джинсы. И то: право носить джинсы девочка отвоевала в упорной борьбе. Бабушка согласилась только после того, как Даша сказала: «Я что, хуже других? У всех девчонок есть, а у меня нет!» – и залилась слезами.
Этого Анна Петровна вынести не могла. Она всегда считала, что надо быть, как все, или лучше. Бабушка и мысли не допускала, что ее внучка может быть хоть в чем-то хуже других. Поэтому, каждый год с наступлением осени, Даша вступала с бабушкиной прижимистостью в схватку из-за покупки джинсов. Заветное «я что, хуже всех должна быть» выскакивало из внучкиных уст в нужный момент, и бабуля, скрепя сердце, отваливала безумную сумму за фирменные штаны. Но еще пару дней ворчала, что «на этакие деньжищи можно было купить четверо портков», и только потом успокаивалась до следующей осени.
Других разногласий между бабушкой и внучкой не было, и жили они очень дружно. Особенно Даша любила бабулины напевные сказки, они завораживали ее, трогали чувствительные струны ее детской души.
– Бабуля, расскажи сказку, – канючила Даша долгими зимними вечерами, когда Анна Петровна усаживалась с вязанием в продавленное кресло под торшером.
– Даша, ну какие сказки, ты ведь уж большенькая совсем! – притворно вздыхала старушка.
– Ну, бабуля, ну, пожалуйста! – не отставала девочка.
Анна Петровна польщенно улыбалась и начинала:
– В некотором царстве, в некотором государстве...
