§ 69. Как ни парадоксально, без допущения, что человек всегда логичен и всегда мыслит точно, мы не можем рационально понять историю. Для теоретической истории не существует глупости, ошибок или заблуждений (как инстанций объяснения) — так же как доказанное знание есть знание и существует независимо.
§ 70. Предоставленное самому себе, игре вероятностных механизмов (флуктуации и пр.), свободное действие не происходит (ничто предоставленное самому себе не ведет себя свободно, то есть ему не вырваться из инерции естественного, «заведенного» и тем непрерывного хода вещей с его накоплением невидимых следствий). Ему нет места, поток механистически непрерывен и в нем нет «причины» (в смысле лейбницевского основания) что-либо делать иначе, выпадать и вырываться из непрерывного действия (антиномии которого, кстати, прекрасно показаны Кантом применительно к естественно-причинной картине мира; несколько другой аспект выявили древние индусы в связи с проблемами личностного спасения и реализации тотальности сознательной жизни; впрочем, в античной греческой традиции было и последнее). Нужна сильная или сильно структурированная машина (машина преобразований или преобразовательная машина), самим свободным действием подставляемая под себя, чтобы энергия флуктуаций, громадного числа единичных разнородных мысленных актов (эта брешь детерминистического мира) становилась энергией, питателем свободного действия. К тому же, с точки зрения содержания возможного свободного изменения, течение абстрактного времени, как видно был еще Декарту, никак не связано, не содержит никакого синтеза: ни один последующий его момент в этом плане (хотя само время плотно и непрерывно) не вытекает ни из одного предшествующего[40], то есть полное отсутствие индивидуальной определенности (ср. в квантовой физике о нарушении в энергетических взаимодействиях эквивалентности ситуаций со временем, если эволюция во времени будет определяться в теории не преобразуемыми волновыми уравнениями). Поэтому речь об амплифицирующей или усилительной машине, «машине времени», «ноогенной машине»41. Тогда можно говорить о свободном действии как особой форме активности, принципиально выделенной, как я говорил, и наличной в мире в связи с существованием в нем сознательных существ, способных на опыте учиться и развиваться посредством этого, то есть превращать и размножать себя во множество других, подобных себе существ.
§ 70а. Напряжение (трансцендирующее) — время (синтез времени; он внесение вечности во временное, но вечности динамической, на напряжение держащейся). Напряжение — > историческая сфера или сфера исторического как порождаемая среда выражения и жизни этого напряжения, как бытие усилия в смысле Канта (что, кстати, = «религиозному» происхождению истории). Специфическая активность как признак мыслительной жизни (отличающий производимое жизнью от мертвой природы, не жизни). Синтез и история как его среда («божественная протоплазма» синтеза). Здесь мы должны найти экстенсивное (конечное) выражение для «действенностей», для качественной субъективности, интенсивностей, бесконечных, если их брать в качестве субстанциональных мировых точек (а не математически безобъемных, какими они предстают на гиперплоскости 3-х прилеганий, — в этом смысле круг замкнулся: мы вернулись к той проблеме, которую наука нового времени, в полемике со средневековым аристотелизмом, решала применительно к изучению физических тел, только теперь все это применительно к анализу сознательных явлений, вернее, логическому пространству совместного рассмотрения и физических и сознательных явлений). Напряжение — это жизнь в мире потенций, а не актуалий, и поэтому всегда возможность чего-то иного, непредсказуемого, бесконечного в этом смысле слова. [Но (ср. § 106) у меня «действенности» как раз конечны, растянуты по пространству и t области; бесконечность есть лишь отсутствие внешнего (и внутреннего) авторитета и источника]. В мире потенций, то есть в мире полного действия или через него, соединены все миры. История, ее поток рождаются самим поиском истины, то есть являются ее множественной растяжкой, стоянием одного (лишь в этом смысле нельзя в одну и ту же реку ступить дважды: если свободен и полон в А, то всегда будет другое. Б; если что-то действительно говорится, то в принципе нельзя сказать одно и то же). Но здесь нет времени, оно против потока реки. Так сказать, вечная молодость. Вот и непрерывность появилась: одно неотличимо от другого, старое — от нового, между ними нет времени. То есть не можем расчленять по времени, линейно увязывая моменты с последовательностью реального протяжения. Если я абсолютно понял сказанное Гераклитом (или Ньютоном), то, будучи другим, оно неотличимо от него самого (непрерывно и вечно) — время гомогенно плотно и его нельзя воспринять. И оно же (то есть говоримое в свободе, в предельной полноте действия) прерывно — в силу «конечного врастания», в силу того, что для того, чтобы это было, надо «запрокинуться назад» и дать породить себя впереди (то есть совершенно особого распределения прошлого, настоящего и будущего), поскольку мы свободны лишь в смысле акта создания акта мысли и последний, следовательно, не определен и не подразделим до конца. Тогда можно получить пульсирующую сферу, континуум бытия-сознания.
