Он тщательно выговаривал каждое слово, он был собран и сосредоточен, и не осталось ничего от того веселого, улыбчивого человека, каким я повстречала его на аэродроме четверть часа назад. Я смотрела на него во все глаза, пытаясь запомнить лицо мужчины, от действий и решений которого будет зависеть моя жизнь. А ею, как неожиданно выяснилось, я дорожила. Русые волосы, широкий открытый лоб, нос с небольшой горбинкой и серые, чуть раскосые глаза, мягкий изгиб тонких губ. Мне показалось, он тоже изучает меня, цепко осматривая каждую мелочь. Как-никак он видел меня первый раз, а вдруг шальная девка какая-то, начнет бузить в небе. На крыло забралась Саша и протянула мне полиэтиленовый пакет:
– Возьми. Пригодится.
Дав себе слово ничему не удивляться и не задавать больше глупых вопросов, я молча взяла пакет и сунула под правую ногу. Я едва могла пошевелиться – ремни намертво удерживали меня в кресле. Саша переживала, казалось, больше меня:
– Вот увидишь – тебе понравится, – подбадривала она. Я только усмехнулась, припомнив, как Ольга в свое время расхваливала знакомства в Интернете. А чем дело кончилось?
– Так, Саша, посмотри там магнето и кран шасси, – скомандовал Леденев.
Саша нырнула в мою кабину. Она осмотрела приборы и бойко доложила:
– Все в порядке. Магнето – сумма, кран шасси в нейтральном положении.
– А теперь просьба провожающим покинуть судно, – крикнул Леденев из своей кабины.
Саша спрыгнула с крыла и отбежала на необходимое расстояние. Я заметила – она, маленькая и хрупкая, как колибри, присела в траве.
Зашипела радиосвязь. Триста семьдесят девятый отчитался по связи и через трескучую паузу получил разрешение.
– От винта, – крикнул летчик.
Зашумел мотор, и через несколько минут самолет дернулся, вырулил на взлетно-посадочную полосу и замер, а через некоторое время не спеша покатился, переваливаясь на ухабах разбитой полосы.
– Вот так покатаемся и вернемся, – сказал летчик по связи.
«Хорошо бы», – подумала я.
Мне захотелось пошутить, что в авиаперелетах меня больше всего пленяют горячие обеды и красное вино, которое разносят стюардессы, но промолчала: нельзя отвлекать летчика – вдруг какую-нибудь ручку перепутает, и мои права, упрятанные в левый кармашек, понадобятся.
Самолет развернулся и замер в начале полосы. Зашипела радиосвязь, и я расслышала, как Леденев получил разрешение на взлет. Мотор взревел, самолет пронесся по полосе и оторвался от земли. Он стремительно набирал высоту. У меня заложило уши. Я рискнула посмотреть вниз. Хвойный лес у поля, такой большой и тенистый внизу, сверху просматривался насквозь, как намечающаяся лысина под редеющими волосами. Лесное озеро оказалось не больше уличной лужи. По узкой ленточке шоссе деловито сновали машины. У игрушечных домиков не было видно людей. Что-то сейчас заботит жителей этих домиков? Должно быть, в какой-нибудь машине сейчас ссорятся или опаздывают на важную встречу. Но тут в небе ты оторван, тебя переполняют сила и гордость, не чувствуя скорости, разгуливаешь среди облаков, и тебе нет дела, что подорожал хлеб или вовремя не перечислили аванс. Словно очутился в новой системе координат, в которой нет места мелочам и обидам. Я начала понимать Сашу, которая так тосковала на земле. Мы забирались выше и выше. Я устроилась удобнее в кресле, насколько позволяли ремни, и крутила головой из стороны в сторону.
