Я устроилась на безопасном расстоянии, и мне нравилось смотреть на него, не отрываясь. Никогда и ни с кем я не чувствовала такого покоя, как с ним. И сейчас, словно впрыгнула на последнюю ступеньку автобуса, который так долго догоняла: спешить уже было некуда.
Стала вспоминать, как в первые месяцы после разрыва я ждала, что произойдет чудо, и он все изменит, как в кино. Ждала, когда он грубо и напористо, не принимая возражений, скажет, что ждет меня внизу и дает мне семнадцать, нет, девятнадцать минут на сборы, а в машине хмыкнет выразительно и добавит, как однажды Майкл: «Детка, я сделаю тебя счастливой», и выжмет до отказа педаль газа. Но о моем счастье он задумывался меньше всего. За годы обида выцвела, словно старая акварель, и я приняла все как есть. А сейчас она пронзила меня с новой остротой, как если бы мы расстались только вчера. Как мог отпустить меня, если мое счастье только рядом с ним? – думала я, глядя на него, и чувствовала, что меня бьет холодная дрожь.
Нос с горбинкой, широкое открытое лицо, заметная проседь у висков, тонкие губы, которые даже во сне кривятся в усмешке. Я знала в нем все, как дома, где до сих пор безошибочно нахожу выключатель в темной прихожей. Боже, как я соскучилась!
За эти годы я ни разу не позвонила ему. Лишь однажды, сразу из аэропорта примчалась к его дому. Что на меня нашло? Мне тогда в самолете досталось место у окна. Возможно, бесцветное и пустое небо в иллюминаторе обнажило пустоту моей жизни без него.
Запасенные фразы, слова, наигранная беспечность вылетели из головы, как только машина остановилась у подъезда. Серый дом на набережной смотрел неприветливо, словно говорил: «Извини, я не один». Резкий пронзительный ветер швырял мокрую листву под ноги, моросил дождь. Отступать было поздно, я попросила таксиста подождать и нырнула в подъезд. Щербатая лестница вела к лифту. Ничего не изменилось – так же тепло и влажно пахло едой, те же разоренные гнезда почтовых ящиков и надпись безымянных злопыхателей на стенах – «Ленка Соколова прыщавая дура». Я усмехнулась, вспоминая, как перед поездкой в Россию две недели утопала в творожно-фруктовых масках. Зачем, спрашивается? Чтобы посетить этот подъезд? У дверей квартир стояли пакеты с невынесенным мусором. Я бросила старую открытку с изображением «Як-52» и подписью в его ящик. «Ты увидишь и поймешь – я помню о тебе, – с горечью думала я.– Поймешь, наконец, что жду, когда же ты усадишь меня рядом, закуришь и скажешь то, в чем я боюсь себе признаться. Объяснишь, что мне необходимо научиться прощать, что я опоздала и дорог в прошлое не бывает, нам не следует видеться, потому что тебя ТОГО уже нет и я ТА не существую».
