— Я получил увечие, когда с меня ваяли скульптуру «Писающий мальчик». Роден. Ну и другие. Этот, как его — Анджело Мигель. По пьяни опрокинули на моё детское тело банку с кислотой или прокисшим вином. Рост органа замедлился.
— Чем докажешь? — останавливался уж совсем любопытный. — Именно с вас? Эту чудную скульптуру? …Что значит, что век на воле не бывать? Вы покажите, товарищ, господин, жертва.
Герман стесняясь, оглядывался, совал руки в карманы пальто.
— Смотри на моё увечие, радуйся моим страданиям, жалкий счастливец, у которого всё в порядке, — с этими словами распахивал полы пальто. Кое-кто восклицал, вытирая слёзы, трясущимися руками доставал последние доллары или тугрики. Герман кланялся и спешно уходил.
Стояли крещенские морозы. Но Васинькин не прогуливал. Работа — это не школа. Вкалывал, бедолага, не взирая на крещенские морозы и даже на куриный грипп, обнаруженный в городе по случаю нужного пиара, кому-то, сидящему на верхней скамейке. Он курсировал по обычному маршруту. Налоговая полиция его не трогала. Обходила стороной, заливаясь слезами. Городские бандиты ему сочувствовали, и швыряли из чёрных автоокон баксы, завернув патрон.
Одна милая особа в шерстяных ботах и в редкой белой шали, почиканной хамоватой молью, стала часто встречаться Васинькину. Она всегда быстро высовывала руку из собачьей рыжей муфты и клала в стаканчик из пластиковой бутылки, пристёгнутый к пуговке, небольшие копеечные суммы.
— Не желаете удостовериться? — спрашивал Герман, смущённый тем, что дама не интересуется его увечьем.
— Я доверяю вам, — говорила тургеневская женщина бальзаковского возраста. — Нынче не так жарко…
— Работа такая. Выбирать не приходится. Зима.
— Пойдёмте в тепло. Я — не садистка, — говорила женщина понимающе. — Да, хотя бы в нашу столовку. Я там всегда кушаю сухарики с чаем.
Они пошли в фирму питания и здорового настроения. Васинькин заказал кофе с коньяком, бутерброды с манной кашей и сёмгой. Понял, что эта особа в ботиках ему нравится. Они выпили по рюмашке ликёра, изготовленного из пепси-колы с добавлением самогона и жжёного сахара. Болтали, как старые знакомые по садовому участку. Он рассказал всё о себе. Она расплакалась, но как-то радостно блестели в её глазах хрусталики слезин. Оля протянула руку:
— Можно? …Просто. Я верю. Не муляж? Хотелось удостовериться. Знаете, столько подделок.
— Не из соседней страны. Своё. …Да. Как ненормальный. …Без удержу.
— Искала, вас. Подруги говорили, а я не верила. Думала, что так и умру без внимания. Вы не думайте, замужем была семь раз, но увы. Ничего не выходило. Не получалось. Врачи предлагали операцию в Швеции сделать. Боюсь. Инфекцию словить. Призрак СПИДа по Европе бродит.
