Однако Мэгги решительно отрицала, что брала какие-то деньги от деда, кроме жалованья, с презрением обвинив Бью в том, что он не способен видеть очевидное.
Эта женщина причиняла ему огромные мученья. Он пристально смотрел на нее, поднимая свой бокал вина. Может быть, так он заглушит беспокойство, которое вызывало в нем ее присутствие. Мэгги не поднимала глаз от тарелки. Создалось впечатление, будто она прикрылась щитом.
Нарушив гнетущую тишину, Бью спросил:
- Что вы делали, покинув Уилгилаг?
Медленно и неохотно она подняла голову, глаза ее сверкали, как сапфиры.
- Если вам нужны сведения, компрометирующие меня, ищите их сами, мистер Прескотт, - ровным голосом произнесла Мэгги.
Казалось, она ударила его хлыстом. Бью застыл от неожиданности, а она продолжала спокойно есть бифштекс.
- Мне просто хочется побольше узнать о вас, Мэгги, - попытался защититься он, стараясь скрыть смущение.
Мэгги покачала головой, не потрудившись даже взглянуть на него.
Она так простодушно говорила о себе, пока он не упомянул о миллионерах. Теперь Бью не удастся вызвать ее на откровенность. Остается только сожалеть.
Однако правдивы ли ее слова? Невозможно узнать, пока он не проверит. Одно, несомненно: из-за глупой оплошности, показавшей его недоверие, она больше не намерена рассказывать о себе.
Бью осушил свой бокал и подал знак Седжуику снова наполнить его, почувствовав, что им пренебрегают.
Неужели он ошибался относительно Мэгги Стоу? Безнадежно, глупо ошибался? Он не мог отрицать, что в ее страстной защите таилась немалая доля истины. И его вины.
Возможно, Вивиан был одинок.
Эти слова больно ударили его. Бью сомневался, возникла бы подобная ситуация, если бы он не отсутствовал так долго. Может, если бы он осуществил заветную мечту деда и продолжил род Прескоттов, няня Стоу, не жила бы здесь. Даже имея много друзей, человек не обретает такого чувства спокойствия, какое дает семья.
Теперь Бью понимал, почему дед решил взять к себе в дом Мэгги Стоу и сделать ее членом семьи. Продавщица цветов, имевшая потенциальную возможность стать чем-то большим, если ею руководить. «Она станет моим творением», - хвастался он Лайонелу Армстронгу и упивался ролью Генри Хиггинса. Достижение цели, настоящий театр преображения человека и превращения в звезду. А в ответ - ее благодарный отклик, как пьянящая награда.
Если Мэгги Стоу вела жизнь, полную лишений, почему бы не принять все, что ей предлагалось, не полюбить? Это имело смысл. Однако столь идиллическую картину портил пропавший миллион, наводивший на мысль, что она хищная и умная женщина.
