В пути д-р К. много пил. У него все время происходили столкновения с санитарами, тоже бывшими подсоветскими, быстрее нашего раскусившими «врача». Они с большим вниманием и уважением относились к распоряжениям старшей сестры, Ольги Ч., прекрасно знавшей свое дело.
Незадолго перед переходом Дравского моста, когда мы ожидали нашей очереди, у К. произошло столкновение с санитаром Ш, у которого в обозе находились жена и ребенок. Будучи пьяным, К. «не стерпел» оскорбления и, взяв с собой двух солдат, повел Ш. в лес… на расстрел.
Жена Ш. бросилась искать помощи и наскочила на меня. Заливаясь слезами, она умоляла спасти мужа. Не раздумывая, я побежала за К. и двумя насупившимися солдатами, которые мрачно вели санитара Ш.
У К. на груди болтался автомат. Шел он, пошатываясь, с раскрасневшимся лицом, непрерывно гадко ругаясь. У меня тоже был автомат, подобранный по дороге. Выскочив перед «доктором», я потребовала, чтобы он немедленно вернулся в часть и доложил о случившемся капитану К., как старшему офицеру отступавшей части. Поручик оттолкнул меня рукой и приказал солдатам поставить Ш. перед деревом и «стрелять в упор».
Был короткий и очень неприятный момент. Почти одновременно, как в картине Дикого Запада, мы оказались друг перед другом, К. и я, оба с автоматами в руках, готовые в любой момент выпустить очередь в противника.
Поручик К. первый опустил оружие. Махнув рукой, пьяной походкой он пошел под гору из леска, оставив меня с солдатами и бледным, как смерть, санитаром Ш.
О случае было доложено капитану К., который сказал, что, по возвращении майора, он передаст ему на рассмотрение этот инцидент.
Доложив точно обо всем, я не могла удержаться, чтобы не рассказать между прочим и этот неприятный случай, не думая тогда, что он должен был сыграть большую роль в нашем будущем. Все же, однако, не упомянула, что «д-р» К. пригрозил, что рано илу поздно он отомстит за нашу стычку в лесу.
Майор выслушал все мои повествования задумчиво. Несколько раз переспросил и хотел, чтобы я точно, слово в слово, повторила разговор на французском языке в танке, затем вышел из комнаты и, вернувшись через час, сказал, что, несмотря на запрет Доманова и рискуя нашим арестом «за распространение будирующих слухов и провокацию», сообщил их всем комендантам бараков. Никто не поверил. Майор решил предпринять шаги сам.
* * *
Пеггец был огромным лагерем. Бараки за бараками, тысячи людей, снующих как бы без дела по дорожкам, стоящих в очередях за едой, сидящих на завалинках — молодых, стариков, женщин, детей… Казалось, что это котел, в который сливались со всех сторон люди, по заранее намеченному плану. Пеггец, Лиенц — кровавыми буквами вписаны они в летопись страданий русских людей…
