Я не пишу эти воспоминания по предварительному плану. Просто бросаю на бумагу то, что в более или менее хронологическом порядке приходит на память. Может быть, записи мои немного сумбурны, но даже после всех этих лет трудно быть абсолютно спокойной и равнодушной.
Перед глазами встают лица, факты, моменты, личные и общие переживания. Где-то в Канаде живут два «вольфсберговца; возможно, они прочтут эту книгу; прочтет и майор Г. Г. К сожалению, моя подружка, Манечка И., девушка из Кобеляк, никогда больше не напишет мне письмо: она умерла.
Нас было шестеро русских, чисто русских, в лагере «373». Случайно вкрапленные православные люди в этой массе иноверцев. За что мы, в общем, попали в это человеческое месиво — до сих пор сказать трудно. Может быть, просто для этнографии, чтобы было «всякой твари по паре». Такими себя чувствовали венгерские «хонведы» (национальная регулярная армия) и упомянутые мной словенцы и хорваты, не служившие в частях «усташей», резавших сербов, или в босанских эс-эс формациях «Ханджар» и «Кама», за которыми действительно числились зверства и массовые убийства.
Иностранцы, не австрийцы и не «пифке» (шутливо-бранное название немцев), были в известном отношении на привилегированном положении. Теперь трудно уяснить этот нюанс. Например, в вещевых и продуктовых складах работали хорватские домобранские офицеры. Русский ученый радист стал лагерным электриком и пользовался широкой свободой ходить не только по лагерю и входить в женский блок, но и в английские помещения и даже, под конвоем, в город для разных закупок. Майору Г. Г. было разрешено давать уроки русского языка, которые пользовались громадным успехом. Мужчины собирались на курсы в одном из блоков, но женщины занимались у нас, в моей комнате, одной из самых больших в бараке. Майора приводил к нам «кипер» и оставлял на два часа урока, не присутствуя на нем. За эти уроки майора немного подкармливали женщины, получавшие посылки, а другие ученицы снабжали его табаком и папиросами. Манечка И. попала в прачечную, в подмогу «упрямым». Офицер Казачьего корпуса фон-Паннвица, Павлик, прекрасно игравший на скрипке, попал в «оркестр», который играл по субботам в «собрании» охранявших нас англичан, и тоже подкреплялся едой и куревом. Венгры попали в конюшни, как «прирожденные наездники». Словенцы, вместе с крестьянками-заключенными, по протекции д-ра Брушека, работали в огородах нашего лагеря, разбитых на пустыре.
