— Принеси стул, иначе я упаду: кружится голова!
Сестра принесла ей стул. Сама она тоже дрожала.
— Где же старшина потерял свой пистолет! — спросила Хильдегард.
Врезать бы ей за такой вопрос!
— Он в тележке гнома, — сказала мама и плюхнулась на стул.
— Как это? Откуда вы знаете? — закричали хором Браун и Архангел.
Мама не ответила. Думаю, ей стало дурно. Когда она очень волнуется, ей бывает плохо.
— Кто его туда положил? — продолжала допрашивать Браун.
Мама опять не ответила. Но посмотрела на меня, потом на Геральда. Посмотрела многозначительно. Госпожа фон Браун поняла сразу, Архангел тоже.
— Надо же такому случиться! — воскликнула Браун.
Она еще не осознала до конца все происшедшее. Позвала:
— Геральд, Геральд! А ну-ка иди сюда!
А Архангел завизжала:
— Я всегда говорила, что эти двое настоящие дьяволы! Они погубят нас всех. Неслыханное дело! Погибнуть из-за этих чертей!
Геральд рванул через кухню, мимо госпожи фон Браун, пытавшейся его схватить, и выпрыгнул в открытое окно. Я — за ним. Мы продрались сквозь заросли плюща, промчались по лужайке к кухне Кона. Там мы были в безопасности. На бегу Геральд мне сообщил:
— Ангел со страху обосралась. Она стояла рядом, от нее жутко воняло!
Я хихикнула.
— А ты боялась?
— Кончай трепаться! — возмутилась я. — Я была уверена, что папа нас спасет. Он никого не боится, старшины тоже.
Геральд кивнул, соглашаясь. Ну а я-то знала, что врала, и испытующе оглядела Геральда: догадывается ли он?
Дверь кухни была еще заперта. Мы уселись на каменной ступеньке. В камне была трещина, из нее пробивалась трава. Геральд сорвал травинку, пососал ее.
— Мой папа тоже никогда не боялся. Он с улыбкой садился в самолет и радовался, что летит. Говорил, что в полете чувствует себя необыкновенно.
Мне хотелось поговорить о чем-нибудь другом. Я не люблю говорить о мертвых, поэтому перебила Геральда:
— Кон еще спит. Может, его разбудить?
Геральд и слышать не хотел о Коне, гнул свое.
— Наверное, мой папа скоро вернется. Когда горит самолет, от него находят одни обломки. Может, это ошибка.
Может, отец не летал в тот день, летал кто-то другой, и он теперь мертв, а мой папа…
Подобной глупости я давно не слыхала.
— Почему же тогда твой папа не напишет, что он жив и здоров?
— Но он же не может написать! Он ведь бомбил Англию.
Англичане берут немцев в плен, и пленные не могут писать!
— Сперва ты говоришь, что он не летал в тот день, а летал другой, потом — что летал и попал в плен. Чему же верить?
