Я была сыта по горло подвалами, даже самыми надежными, — слишком часто в них сидела. В подвалах всегда жутко воняло и было холодно.
— Нет! — упиралась я. — Идите сами в дурацкий подвал. Я останусь наверху.
Но ничего мне не помогло. Все равно заставили спуститься. Мама меня успокаивала:
— Не волнуйся! Бомбы ведь не бросают. Мы другого боимся — вдруг русские будут стрелять ночью.
— Из чего стрелять? — спросила сестра.
— Из пушек или пулеметов, откуда я знаю, из чего они стреляют. — Мама пожала плечами.
Геральд не утерпел:
— Может, они притащат сталинский орган[3]?
— Храни нас Боже! — пробормотала мама.
Сталинский орган был кошмарнее всего. Трудно представить, что это такое. Точно никто не знал, как он выглядит. Думаю, это огромная пушка с сотней стволов. Из каждого вылетают снаряды. А снаряды — это много-много кусков железа, иголок, колючек, ржавой проволоки. Такие снаряды все сжигают на своем пути.
Нас все-таки загнали в подвал. Мы улеглись на жесткие матрацы. От пола несло холодом и сыростью. Наши одеяла были очень тонкие и колючие. Они быстро отсырели.
Стены подвала были оклеены фашистской газетой «Фёлькишер Беобахтер», точно как у нас, в Гернальсе. И пахло здесь так же. Дверь в подвал мы оставили открытой, а на лестнице поставили горящую свечу. Пламя ее вздрагивало, отбрасывая дрожащие тени на своды подвала. Свет прыгал по газетным строчкам. Я попыталась прочитать страничку надо мной. Но не смогла — буквы были маленькие, а газета наклеена вверх ногами. Рядом со мной лежала сестра. Она спала и во сне сопела. У нее были полипы.
Сколько себя помню, я терпеть не могла ее сопения. Всякий раз не могла из-за нее заснуть.
Я повернулась на бок, посмотрела на Геральда. Тот спал, держа палец во рту. Его одеяло валялось на полу. Посмотрела на Хильдегард. Она лежала возле меня в углу. Лица ее не было видно — света не хватало.
— Хильдегард, ты спишь?
— Я боюсь!
— Русских?
— Нет! Мышей!
— Здесь есть мыши?
— Не знаю. Несколько лет назад мы отдыхали здесь летом, тогда тут было много мышей. Мы ставили мышеловки, но ни одной не поймали.
Я поднялась и принесла свечу. Поставила ее между нашими матрацами. Теперь я видела лицо Хильдегард и одну ее руку с какой-то странной розовой штуковиной.
— Что это у тебя?
— Я всегда с ней сплю. — Хильдегард протянула мне свою розовую штуковину — это было туловище куколки из розовой фланели с вышитой красной точкой на месте пупка.
— А головы у нее нет?
— И никогда не было.
