— Пошли! — приказала мама. Она вдруг заторопилась.
Гвоздь в башмаке мучил сестру по-прежнему. Огромные волдыри у меня на подошвах лопнули.
— Тут недалеко, — сказала сестра.
Я протянула ей руку.
По дороге мы не встретили ни единого человека. За забором люди мелькали редко. Ставни у многих вилл были забиты.
— Все на Западе, — проговорила мама, — боятся русских.
— Русские отрезают груди женщинам, убивают детей, разворовывают дома и все сжигают, — сказала сестра.
— Какие глупости! Откуда ты этого набралась? — возмутился отец.
Сестра пожала плечами.
— Так все в школе говорят. Учительница физкультуры, и ребята, и госпожа Бреннер, и в союзе немецких девушек тоже это говорят.
Я не утерпела:
— А мне говорил Шурли Бергер. Ему рассказывал дядя, что русские режут женщин на части, кладут в бочки и засаливают.
— Как это — засаливают? — удивилась сестра.
Но я не имела представления, зачем русские засаливают людей.
На перекрестке между Атариаштрассе и Нойвальдеггер мы увидели открытую военную машину. Возле нее стояло двое солдат. Двое тощих, очень молодых парней.
— Ну, а теперь что? — шепотом спросила мама.
Сестра сжала мне руку. Пальцы у нее были горячие и влажные. Чем ближе мы подходили к солдатам, тем крепче она сжимала мою руку.
Наконец мы подошли к машине. Один из солдат преградил нам путь, потребовав у отца документы. Отец достал солдатскую книжку. Солдаты внимательно ее просмотрели.
Отец протянул им еще какую-то бумажку. Солдаты и ее изучили. Читали долго, внимательно. Потом, удовлетворенно кивнув, отдали все отцу. На прощание они козырнули и пропустили нас.
Мы пошли дальше. Прошли еще дома три. Остановились у дома номер 58.
Мама вынула из кармана связку ключей, которую ей дала фон Браун. Попыталась открыть ворота, но ключ дрожал в ее руке. Отец отобрал у нее ключи и сам отпер дверь.
И вот в больших железных воротах распахнулась маленькая калитка. Прежде чем войти в сад, я оглядела улицу. Два тощих молоденьких солдата лениво опирались на машину. Один закурил сигарету.
— Как тебе удалось отделаться от патруля? — спросила мама, когда мы уже шли по широкой дорожке к большой светло-желтой вилле.
Отец вынул из кармана бумажку, которую он показывал солдатам.
— Увольнительная, — улыбнулся он, — завтра будет другая!
Он похлопал по карману на груди.
— Все здесь! Целый штаб! Увольнительные, печати — все со мной!
— Откуда это у тебя? — допытывалась мама.
— Ну, конечно, мне их не подарили. В канцелярии было все перевернуто вверх дном. Умный человек догадается, что надо делать.
