В тот момент, когда произносился этот второй тост, Стивен ел хлеб и холодное мясо с мистером Фаркьюхаром и мистером Проутом, его секретарем, на втором этаже губернаторской типографии, укромном месте, из которого удалили всех рабочих. Все трое были более или менее черны, так как они перерабатывали прокламацию к жителям Реюньона в соответствии с последними сведениями Стивена. Пришлось набирать большое количество листовок и цветных плакатов, все на хорошем французском, все описывали преимущества британского владычества, обещали уважение к религии, законам, обычаям и собственности. Также везде содержались указания на неизбежные гибельные последствия сопротивления и на выгоды сотрудничества. Аналогичные документы, но в меньшей стадии готовности, имелись и для Маврикия, все это требовалось набрать и напечатать со всем возможным соблюдением секретности, соответственно, с помощью всего двух близких конфидентов. Но, поскольку ни один из этих двоих не знал ни слова по-французски, Фаркьюхар и Проут постоянно бегали из цеха и обратно, хотя были просто очарованы самим процессом печати. Желая продемонстрировать Стивену свою сноровку, они взялись за корректуру трех длиннейших текстов прямо в гранках. Текст они с переменным успехом читали с помощью маленького зеркальца, которое вырывали друг у друга, выковыривая одни литеры, вставляя другие, рассуждая о нижних и верхних регистрах, формах, абзацах, разрядках, шрифтах и интервалах, размазывая типографскую краску на себе и щедро делясь ей с собеседником.
В данный момент они уже бросили обсуждать и процесс печати, и даже свои хитрые уловки и приемы, освоенные в процессе работы. Были перемыты до последней косточки и подробное сообщение Стивена о состоянии умов на Реюньоне, и характеристики агентов, с которыми ему удалось завязать отношения, и теперь, поедая измазанное типографской краской мясо, они обсуждали поэзию законов, а точнее, законов о наследовании земельной собственности в будущих владениях мистера Фаркъюхара.
— Французская система, их новый кодекс, на бумаге очень хорош — заключил Фаркъюхар, — он бы сгодился и для ленты логического автомата. Но он упускает алогическую, я бы сказал, надлогическую, поэтическую сторону человеческой натуры. Наши же законы в своей мудрости сохраняют эту черту, что особенно заметно в обычном земельном праве. Позвольте привести вам пример: в манорах восточного и западного Энборна и в Беркшире вдова имеет право «свободной скамьи», или sedes libera, или, на варварской латыни адвокатов, francus bancus, ну, одним словом, на наследование земель покойного мужа. Но если она замечена в связи с лицом противоположного пола, то, коль она предпочтет этого последнего — она лишается всего, в противном случае она должна прибыть в местный суд, сидя задом наперед на черном баране и произнести следующий текст: «Еду на черном баране, вот я — шлюха, перед вами, за мои шашни потеряла я свою пашню, за верченье хвостом накажите меня стыдом. Но прошу доброго мистера Стюарда дать мне мою землю снова».
