Я соглашался со Стенкером. С редактором лучше соглашаться — гордые, вон, свои фильмы дома женам показывают, больше о них никто не знает. А мне жалко, графоман так графоман. И напрасно Стенкер важничает, читал я про них — было в прошлом веке такое литературное направление…
…Уже совсем рассвело, когда Федор Мелентьевич, Виктор и Сережа выбрались на дорогу. Они направились к видневшемуся вдали на холме городу, обнесенному высокой стеной. Несмотря на ранний час, в полях работали крестьяне, но дорога была еще пуста.
У закрытых городских ворот, поеживаясь от утреннего холодка, прогуливалось четверо стражников.
— Извините, молодые люди, — обратился к ним Федор Мелентьевич, — как бы нам попасть в город?
Никто из стражников даже не повернул головы в его сторону.
— Я говорю, ворота нам откройте, пожалуйста! — произнес Земляника погромче.
Ближайший стражник снял с плеча алебарду и сказал:
— Ты вот что, дед, дуй-ка отсюда, пока по шее не получил. Федор Мелентьевич очень удивился: — Это как понимать?
Вы это как разговариваете? А ну-ка, пропустите немедленно!
— Нудный старикан, — покачал головой другой стражник, — почеши ему железякой череп, чтоб стих.
Возмущенный Федор Мелентьевич хотел что-то ответить, но в этот момент ворота приоткрылись, и из них выехал богато одетый всадник.
— Простите, гражданин, можно вас на минутку? — обратился к нему участковый.
Вместо ответа всадник обернулся к стражникам и прокричал:
— Что это за рвань у ворот шатается? Гнать в шею! — и, пришпорив коня, ускакал.
Стражники, размахивая алебардами, двинулись на Землянику и его спутников. Пришлось отступать.
— Странно, — сказал Сережа, придирчиво осматривая свой комбинезон, — почему это он нас рванью назвал? По-моему, мы выглядим вполне прилично.
— Здесь, видите ли, дело не в одежде, — раздался голос из придорожных кустов, — графа Буланко ввела в заблуждение ваша речь.
Кусты раздвинулись, и на дорогу вышел пожилой человек в крестьянской одежде.
— Вы, я вижу, прибыли издалека, — продолжал он. — А у нас, нужно вам сказать, такие слова, как “извините”, “простите”, и “пожалуйста”, прямо указывают на самое низкое происхождение.
— А какие же тогда — на высоте? — спросил Сережа.
— О! Дворянство изъясняется на совершенно другом языке. Порой мы и наши господа просто не понимаем друг друга. Детям из крестьянских семей насильно прививается та жалкая манера разговаривать, к которой прибегаю и я, спеша удовлетворить ваше любопытство. В том, как разговаривать, вы могли уже составить некоторое представление, общаясь со стражниками. Они старались выражаться благородно, хотя куда простому стражнику до настоящего дворянина!
