— В самом деле, Ёремушко, выпей-ка, сокол, с нами! — оживился Бакалаврин.
Казалось, эта мысль только что пришла ему в голову.
— А стакан есть в ванной, на полке.
Еремей пожал плечами и вышел из комнаты.
— Сам найдешь ли? — крикнул ему вслед Бакалаврин.
— Он что, тоже литератор? — спросил я.
— Вестимо! — донеслось из ванной.
Миша неопределенно пошевелил пальцами в воздухе.
— М-м-да. Из той области…
Он снова был мрачен и не повеселел даже выпив полстакана забористой Еремушкиной водки. Я же под действием разливающегося по телу приятного тепла, напротив, испытывал приступ социального оптимизма.
— Брось ты, в самом деле! — сказал я Мише. — Подумаешь, семинар его не одобряет! Мало ли их еще впереди…
Бакалаврин покачал головой и, разламывая головку маринованного чеснока, заговорил:
— Не так все просто… Действительно, казалось бы, обычная вещь семинар. Собрались люди, почитали кое-какие бумаги, обсудили, да и разъехались. Ну, водки выпили между делом, экскурсии по магазинам — вот тебе и вся программа, верно? Верно, да не совсем. Общая схема та, но встречаются и особенности. Бывает семинар тихий, протекающий в любви и согласии. Я, конечно, не специалист, но чего, скажем, копья ломать на такую научно-практическую тему: “Идеологические основы непрерывной разливки стали”? Или еще хорошая, смирная тема: “Критика буржуазных теорий планирования и учета затрат в совместной промышленности”. Тут и дураку ясно — вопрос серьезный, наскоком его не решишь, а семинары для того и проводятся, чтобы можно было не спеша, без авралов, расширить кругозор, завязать контакты в смежных областях, а там вдруг раз! И взглянуть на проблему с неожиданной стороны… Как говорится, не мытьем, так катаньем.
Миша соорудил себе сложный бутерброд и снова разлил водку по стаканам.
— Иное дело семинар нашего брата — молодого литератора, — продолжал он. — Собираешься на него, как на собственную свадьбу, с какой-то отчаянной решимостью. С той сладкой тревогой, от которой плачут невесты. Везешь с собой в муках рожденную рукопись. На славу себе везешь или на поругание — знать не дано.
А там уж народ собирается, и народ-то все особый, но в основном, двух категорий:
Первые — свой брат, молодой литератор. Эти так же дрожат, как и ты, и в глаза заглядывают, жаждут одобрения. Однако при разборе чужих произведений — все критики, каждый, понимаешь, решительно Виссарион. Ну а некоторые — просто людоеды. Хлебом их не корми — дай шашкой помахать. Не укроется от них ни вялый сюжет, ни блеклый портрет, ни реминисценции придворной японской драматургии эпохи Хэйан. Разберут твой труд по косточкам, да соберут ли назад?
