Просматривая как-то планы ташковских селищ, она обнаружила, что на разных памятниках устойчиво повторяется одна деталь: круг состоит из нечетного числа домов — девяти, одиннадцати, семнадцати, — а их общее количество на поселении всегда оказывается кратным двум за счет того самого сооружения, которое строители почему-то неизменно возводили на центральной площади. Что это — случайность или какой-то код, чудом прорвавшийся в конец XX столетия из бронзового века?
Догадываясь, что мыслители той эпохи, собственными руками возводившие под сводами сибирских лесов круглые полудеревни-полукрепости, не только стремились обезопасить свои общины от врагов и диких зверей, но еще и обеспечить их благополучие путем подчинения архитектуры неким магическим символам, она задумалась над тем, что могли означать для них чет и нечет. Возможно, как и ученью XX столетия, они рассматривали их как пару противоположных по своему значению понятий, которые не существуют одно без другого и в то же время поддаются воплощению в творениях их мозолистых рук. В таком случае они должны были символизировать вечное единство каких-то двух в корне разнородных начал, играющих в жизни каждой общины решающую роль. Но что они стремились увековечить, незыблемость каких установлении подчеркнуть?
Ответ на этот вопрос нашелся там, где его меньше всего искали. Однажды Ковалева обратила внимание на весьма любопытные результаты, полученные одной из ее учениц, изучавшей распределение по площади Ташково 2 фрагментов от одних и тех же сосудов. В результате анализа причин перемещения черепков был сделан вывод: керамический бой широко использовался членами поселенческой общины при изготовлении тиглей, пряслиц, орудий для обработки шкур, а также в качестве шамота (керамической крошки, добавлявшейся гончарами в глину для того, чтобы тесто для формовки посуды не было слишком жирным и не трескалось при ее обжиге). Горшков, обломки которых «расползлись» по разным жилищам и незастроенным участкам поселения, оказалось ровно 40. Один из них удалось почти наполовину собрать из фрагментов, обнаруженных в девяти разных домах. Значит, все они, как ранее и предполагалось, существовали одновременно. Удивление вызывал другой факт. Одна большая группа сосудов была собрана из черепков, найденных в жилищах западной части селища и рядом с ними, а другая — из обломков, встреченных в домах, стоявших на его противоположной окраине. Похоже, что обитатели одной половины поселка чаще общались друг с другом, чем с соседями, жившими напротив. Конечно, ни о какой ссоре между ними не могло быть и речи. Просто — вдруг осенило тогда Ковалеву — здесь должны были жить две разные группы людей!
