Аллегории чтения. Фигуральный язык Руссо, Ницше, Рильке и Пруста | страница 50
Отрывок и в самом деле организован вокруг главной, объединяющей метафоры, «единого и не преломляющегося взмета всех моих жизненных сил» («тёше et inflechissable jaillissement de toutes les forces de ma vie»), внутри которого разные уровни чтения, по словам рассказчика, конституируют слои, рассекающие «на разной высоте с виду неподвижную, радужную струю воды»[77] (р. 8711.18-19; 77). Фигура нацелена на самое необходимое согласование, согласование движения и покоя, к которому устремлена и модель повествования как диахронической версии одного-единственного мгновения. Постоянное течение («jaillissement») повествования представляет тождество, пребывающее по ту сторону чувств и по ту сторону времени, чем-то доступным взгляду и ощущению и потому постижимым и различимым, точно так же, как неповторимое и вневременное[78] очарование чтения может быть разделено на последовательные слои, выглядящие, как концентрические круги на пне. В закрытой системе части и целого твердо установлена дополнительность вертикального соположения и горизонтальной последовательности. В том, что касается повествования, доказательством этой дополнительности служит отсутствие разрывов, отсутствие граней с зазубринами, которое позволяет характеризовать текст повествования как игру фрагментации и воссоединения, которую можно назвать «fondu» (т. е. спаянной [Жерар Женетт]) или «soude» (т. е. сплавляющей, соединяющей [Пруст])[79]. Последовательность очевидна не только в беглости переходов или в бесчисленных симметриях композиции, но также и в прямой связи значения и структуры. Отрывок — убедительный пример тому: высказанному утверждению, что чтение обосновано твердым отношением между внутренним и внешним, соответствует текст, структурированный особенно строгим и систематическим образом. Но если дополнительность должна быть иллюзией, следствием станет совсем другая история, больше похожая на случившуюся по вине энтропии растрату, увеличивающуюся по мере перехода от горячего кофе Франсуазы к тепленькой водичке судомойки.
Убедительная сила отрывка зависит от того, сумеем ли мы истолковать фонтан как сущее, одновременно неподвижное и переливающееся. Переливчатость предсказана несколькими страницами ранее в описании сознания как «пестрого экрана» («un ecran diapre») (р. 841.13; 74). Таинственное перемешивание воды и света в отраженной радуге цветового спектра придает ему на протяжении всего романа внешний вид, безошибочно ассоциируемый с тематикой метафоры как тотализации