На губернаторов в эти дни было страшно смотреть. Об ощерившееся, перекошенное лицо Тулеева можно было исцарапать глаза. Физиономия Руцкого навевала на мысль о чьем-то скором суициде. От Аушева не осталось даже усов, одни погоны. Видя друг дружку и выходя от вида этого из оцепенения, губернаторы, обуздывая животный ужас, пытались хоть как-то реагировать на угрозу их существования. Они лихорадочно договаривались между собой, заговариваясь от ужаса и безвыходности. Губернаторы превратились в заговорщиков.
Суть заговора была проста: в Совете Федерации выступить против федеральной реформы, заставить Путина сменить позицию, и как последний шанс — ни в коем случае не допустить депутатского трехсотголосного вето на сенаторское решение.
Главных заговорщиков, по всей видимости, было трое. Первый — глава Совета Федерации Егор Строев, чей взгляд в никуда, в сумерки времен стал воплощением хаотической бессмыслицы губернаторской власти. Второй — губернатор Свердловской области Эдуард Россель, хозяин Урала. Звукоряд его имени воскрешал в памяти забытые имена Врангеля, Юденича и Унгерна; под стать были и дела его по учреждению Уральской республики, несбывшемуся плану расчленения России. Третий — мэр Москвы Лужков, который еще год назад ходил в фаворитах судьбы, приглядывался к куполам Ивана Великого, мечтал огородить кольцевой автодорогой всю Россию. Под этих трех, словно под трубы тевтонских рыцарей на Чудском озере, собрались все остальные губернаторы. За всеми ними мрачно маячила фигура опытнейшего интригана — Примакова.
Завертелась кутерьма. Губернаторы — красные, белые, еще вчера ненавидящие друг друга — объединялись, сбегались в кучу, разбредались по тайным углам, дрожали вместе и в одиночку, искали компромисс, продавали друг друга почти открыто. В их дерзкости сквозила обреченность. Кто-то, уже смирившись, бежал в Кремль на поклон. Кто-то лихорадочно прятал деньги, уничтожал счета. Здание Совета Федерации несколько дней дымилось от сжигаемых бумаг. Тайные встречи в Риме и Лондоне, консультации в Нью-Йорке и Токио, молитвы в Иерусалиме. Самое беспощадное давление испытали на себе депутаты, суммы задействованных финансов были астрономическими, многие стали в эти дни миллионерами. Сметанный курбан-байрам изматывал Путина ордынским коварством. Строев что-то вещал про яйца. Платонов, оседлав НТВ, несся на кремлевские штыки, прикрываясь, как щитом, Основным законом. Ему вторил иркутский законодатель Федоткин, заявивший: "Это место принадлежит мне по Конституции!" Россель получил в объятия еще живого Ельцина, высосал из него всю жизнь еще во время поцелуя в аэропорту и три ночи пытал его в подвале снесенного дома. Еще одним острием заговора стал главный чуваш России Федоров, прилюдно проклявший "младореформаторов", якобы затеявших всю реформу, и вставший на защиту "советского народа".
